Лето прошло

Отшатнулась, упала на кровать, бешеный бой крови – в сердце, в голове – накрыла, укутала одеялом. Не хотела слышать и слышала по-звериному – сквозь окно, стены. Шаги по газону, вдоль стены, за домом. Открыл (ему открыли) заднюю дверь.

Под одеялом запоздало увидела – золотые зубы.

Шаги на лестнице, в дальнем коридоре. Тишина. За дверью? Дыхание? Поворот ручки?

Когда Вадима нет, я всегда запираюсь в спальне на ключ. Я всегда кладу на столик у кровати пульт и телефон. Если нажать на лиловую кнопку пульта, через три минуты появятся поселковые охранники. Для подстраховки я готова позвонить им же по мобильному. Но для этого надо освободить голову и руку, включить свет и не удержаться – увидеть дверь и движение ручки. Поэтому лежала, задыхаясь, в могиле.

Снотворное все-таки не приняла. Провалилась в сон, когда совсем посветлело.

Сегодня Оксана за завтраком принялась рассказывать. Что арестовали известного пластического хирурга. За педофилию с детьми. Со своими. У него две дочери. И он с ними. Жена увидела, что с дочерью что-то не то. Та рассказала. Жена и заявила в милицию. Была семья как семья. И вдруг… Каково жене! Живешь, живешь с человеком, ничего не подозреваешь. Гром среди ясного неба.

Оксана любит такие истории. Про убийства, изнасилования. Или просто сплетни. Пересказывает и при Вадиме. И вроде так, что все это про других, не про нас, что нас это не касается. Вадим поддакивает, ужасается. Или думает о своем.

Сегодня Вадима не было, зато Любаша слушала, раскрыв рот. Оксана, притворяясь дамой, поворачивает голову направо, налево, на каждого, когда говорит. А Любашу хлебом не корми. Подавая омлет, на Оксану уставилась жадно, с восторгом. За кетчупом на кухню прямо побежала, чтобы ничего не пропустить.

А если она завербовала Любашу? Та ее обожает. Надо с Любашей поосторожнее. Перестать жаловаться, откровенничать. Да я и не раскрывалась особенно. Один раз сказала, что Оксана прекрасный человек, но не совсем нашего круга. Потом, в другой раз, что обидно, что Вадим меня перед фактом поставил, когда Оксану нанимал. Но и это лишнее. Лучше помалкивать. Я Любаше всегда говорила «вы», а Оксана – «ты». Простые люди это любят.

Любаша глупа и не понимает, о чем на самом деле Оксанины речи. Тут есть о чем подумать. Любаша ведь тоже боится. И Оксана, наверное. Любаша вон верит в конец света. И Оксана вроде тоже. А я нет. Точнее, не верю в такой, предсказанный календарями и глупыми людьми. Тут Оксана зря старается. Но все они не просто боятся, а как будто при этом развлекаются. Или отвлекаются. Самим страхом отвлекаются. Они как-то весело боятся. Любят гадалок, которые им прямо говорят: «Бойтесь того-то, сего-то». Приспосабливаются, устраиваются. Ахают, охают, потом смеются, смотрят сериалы.

Это как на поминках. Едят блины, смеются.

Главная цель Оксаны – я. Педофил ей нужен, чтобы меня испугать, чтобы лишний раз мне напомнить, что надеяться не на что. Потому что я в болоте. Нет уверенности ни в кочке, ни в островке. Станешь, ступишь – и провал, обрушение. Опасно все вокруг. Все опасны. Никому нельзя верить.

Ошибка была – Оксану с нами за стол сажать. Вот Любаша ведь не садится. В сущности, и та и другая – прислуга.

Но тут важно подчеркнуть, что утренней Оксане удается расшевелить мой страх, словно волка в клетке палкой, настолько, что он не может заснуть, но все же не кидается на прутья, на дверцу, парализуя во мне каждую клеточку, каждый нерв, как ночью.

Уже под конец, выйдя из-за стола, Оксана обернулась: «Ой, Наталья Ильинична, вы слышали, ужас какой – тут таджики целую семью зарезали! В соседнем коттеджном поселке. Таджики там ремонт делали. Вот идиоты. Ночью зарезали, а утром их уже поймали. Пятьдесят тысяч долларов из сейфа вытащили. Украшения».

Первая мысль – она не просто так про таджиков сказала. И сейф. У Вадима в кабинете сейф. Но я сразу после завтрака включила у себя наверху телевизор. И там, как по заказу, в криминальной хронике именно этот случай. Действительно в десяти минутах от нас. В конце концов, могла же она и просто так передать то, что увидела раньше меня в новостях. Без всякой задней мысли. Но, когда я днем спала, мне приснился сон (редчайший случай – днем). Как я просто жду, что вот-вот кто-то войдет и убьет меня. Я его не видела, но точно знала, что это страшный, темный, безжалостный таджик.

Она сказала про украшения – намекнула, что знает про дневник под моими украшениями?

Человек идет по темной улице. То есть под фонарями. Ему на голову падает шина. Подростки кинули с балкона. Человек корчится на земле и умирает. Правда, было и другое – тоже в темноте под фонарями. Китайца ударила молния, а он вскочил и пошел по своим делам.