Лето прошло

Ирин отец, известный журналист-международник, часто мелькал на телеэкране, разоблачая «их» образ жизни. Но ему не хотелось верить – уж слишком резко он, со своими мешковатым (фабрика «Большевичка»?) костюмом и коренастой фигурой, дисгармонировал с Темзой и Биг-Беном. И он, и его жена, тоже очень советская дама, отнеслись ко мне снисходительно. Чувствовалось, что они были бы рады любому, кто помог бы их дочке остепениться. Конечно, мой «тыл» не мог их полностью устраивать: отец умер, когда я заканчивал школу, а мать работала корректором в издательстве. Да и моя легкомысленность их пугала. Но ничего не поделаешь, хоть плохонький, но зять. До окончания университета оставался год, и они расспрашивали меня, рассматривали со всех сторон, пытаясь понять, что получится слепить из некачественной глины. Журналиста-международника? Никак не получалось. Я прекрасно писал по-русски, но английский знал на пародийном уровне. Неожиданно благосклонно были приняты мои мечтания о карьере спортивного журналиста. Спорт я любил и сам поигрывал в волейбол в Серебряном Бору, и читал, и смотрел, и кое-что успел напечатать в университетской газете. Особенно дорог мне был баскетбол. Сабонис! Ткаченко! Еремин!

Ирин отец позвонил куда надо, поспрашивал кой-кого и взялся устроить зятя в лучшую спортивную газету. Все хорошие должности заняты, но годика два можно поработать стажером, глядишь, что-нибудь приличное наклюнется. Пока шлифовать английский – на случай будущих загранкомандировок. Да и вообще – через спорт можно много полезных связей установить.

А дочку они определили в аспирантуру – тихую гавань для жен карьеристов.

Университет мы окончили при Андропове. Тесть, подтвердив из Англии, что с распределением все в порядке, внушительно чеканил: «Давно пора, распустились все донельзя».

«На Ирке женился ради карьеры!» Больно меня Соня саданула. Несправедливо. В лучшей спортивной газете я, ей-богу же, не был балластом. В «розовый» период наших отношений Соня сама рассказывала, что после университета, разузнав, где я работаю, покупала мою газету в киосках, удивляя продавцов, не ожидавших от маленькой пухленькой девушки любви к спорту, и листала, и искала мою фамилию. И однажды нашла. И пришла в восторг от моей статьи. «О каком-то прыгуне в высоту, кажется?»

Был такой молодой красивый парень с кудрявыми длинными волосами и украинской фамилией. Прекрасно прыгал, поднялся на самую высоту успеха, стал одним из героев Олимпиады в восьмидесятом. Поклонницы бегали за ним толпами. Но вдруг что-то сломалось. Одна неудача, другая. Он сник, начал спиваться и пропал, сгинул.

Моя статья о прыгуне в высоту вышла в восемьдесят четвертом, когда железный Андропов отошел в мир иной – даже в его смерти, как и в предшествующем ей долгом неприсутствии на телеэкране, чудилось что-то суровое, несгибаемое. Его преемника, несчастного хрипящего старца, я совсем не замечал. Было не до него – слишком поглощала работа в газете. Стажер – должность мелкая, несолидная. Его присутствие в редакции необязательно. К тому же поначалу на меня косились: «протеже»! Но помаленьку дело пошло. Ни от каких заданий я не отлынивал, с удовольствием и на скучнейшие соревнования ездил, и в командировки в глубинку, и в архиве сидел. Все ради нескольких строчек информации без подписи или абзаца в чужой статье. И английский начал подтягивать, хоть и газетный, не устный.

Статья о прыгуне в высоту была моим первым и последним большим материалом в той газете. Я смог ее написать после звонка Ириного отца главному редактору: «Как там наш стажер? Создал уже что-нибудь гениальное?» И получилось! Все хвалили, и главный тоже.

Я приблизился к журналистике, которой через пару лет политика позволила расцвести пышным цветом. Размалеванные монстры, извращенцы, алкоголики и карлики веселым хороводом развлекают, успокаивают честной народ: радуйтесь, ребята, что вы не такие. Тогда, во все еще «старое время», не было принято, как сейчас, раздевать своего героя догола и показывать всему миру его родинки и бородавки. Но позволялось изобразить слом биографии, сопроводив его сочувственным укором слабаку.

Мне удалось поговорить с прыгуном. Он был раздавлен, но все еще хорохорился. А меня то и дело передергивало от брезгливости и ужаса. Значит, человек может не все? Будь ты семи пядей во лбу или силен, как молодой бог, – навалится что-то непонятное, схватит за плечи, развернет в другую сторону, и брыкайся не брыкайся – по-твоему не будет. Об этом я, впрочем, не написал. А написал что-то назидательное: мол, надо взять себя в руки, общественность поможет.

Я превращался в хорошего спортивного журналиста. И стал бы им наверняка.

«Женился на Ирке из-за карьеры»! Нравилась мне моя работа? А дача на Николиной Горе? Квартира на Кутузовском? Перспектива своего кооперативного жилья? Тысячу раз – да! И что? Милая неподкупная Соня! А ты вот сейчас своим читательницам предлагаешь эпилятор за лучший рассказ о счастье. Бескорыстным читательницам от бескорыстного редактора. И от совсем бескорыстного рекламодателя. Так лучше?