Лето прошло

Ну вот, теперь ясно, почему все по-разному рассказывали: то ли есть здесь стриптиз, то ли нет. Шест – вот он, и даже с подсветкой, но никто не изображает экстаз, оплетая фаллический символ ногами. Время от времени то та, то другая особа совершает пару вялых оборотов вокруг столба. Пародия на привычное телесное пиршество. Жалкое зрелище. Но разогрев здесь никому и не нужен. Простота вещевого рынка. Ремонт-то сделали, а девкам хочется предложить не утруждать себя приставаниями, а просто выстроиться в ряд, как на дороге, и ждать, когда клиент о цене спросит. И вот – не может быть! – в углу на диване кто-то на ком-то белеет в полумраке задницей. Но нельзя же так… грубо. Бежать, бежать отсюда поскорее.

И тут в уши сладко вплыло – Yes, sir, I can boogy. Музыка растеклась по жилам, как укол транквилизатора. Черно-белые испанки отбросили на несколько десятилетий назад, обещая бесконечные наслаждения и бесконечную жизнь. Так, как тогда, на чьих-то квартирах, в эпоху первых кроссовок на ногах сограждан. На чьих-то тусовках. А было тогда это слово? О, как хорошо, как радостно! Вон там азиатка перед сидящим папиком пританцовывает. Танцуй, милая, качайся со мной на одной волне. И чего он на них взъелся? Ведь это концепция такая. Столб есть, стриптиза нет. Ну и что? Зато есть честность и… молодость. Вернее, одна ее сторона. Романтики больше нет, зато остались сила и желания, рожденные первыми поллюциями и нацеленные в далекое, далекое будущее.

Старик с гордостью прислушался к себе. Завелся от одной старой мелодии! Сгусток энергии рвался наружу. Вот эта в красном купальнике вроде ничего. Но нет – грубый грим, тупой взгляд. А та азиатка, что откликнулась на «Баккару», все еще свободна и движется в его сторону. «Коктейль?» – «Спаси-и-бо…» Жеманное мурлыканье. Ее рука на его колене. Boogy отзвучало, но виски по-прежнему тепло и ясно управляет телом и душой. Пока не навалилась сонливость, надо вставать и идти вниз.

«Кого я вижу! Сколько лет, сколько зим!» И откуда взялась эта опухшая рожа? Оттеснив азиатку, жмет руку, лезет целоваться. Из диких девяностых вырисовываются нелепые совместные проекты, вроде продажи противогазов за границу. Как его зовут? Городишко его – на «тэ» или «дэ»? Судя по мешковатому костюму и глупым ботинкам с загнутыми носами, там и остался. Сейчас он поведает о наличии у него колбасного заводика и огромных, огромных перспектив в масштабах всей страны. Но вместо этого прилипала всхлипывает и пускает по лабиринту морщин слезу. «Помнишь Марту? Вчера усыпили». Вот те на. Огорошил. Как будто месяц назад виделись. Уродливую собачонку редкой породы этот неизвестно кто неизвестно откуда купил у здешних заводчиков и увез к себе в тьмутаракань хвастаться. «Представляешь, ей пятнадцать лет было. Сначала матку удалили. Потом рак прямой кишки начался. Я даже не знал, что у собак такое бывает. Ведь говорил ветеринар, что надо ей дать хоть раз родить. А нам не хотелось со щенками возиться. Сами виноваты». Что за наглость! Не желаю, не хочу слушать. «Видел бы ты, как она мучилась. Мне руки лизала. А на врача рычала, от меня отгоняла». Жалкое, гниющее существо с выпученными глазами борется из последних сил.

Все, ночь испорчена. Противен этот тип со своей покойницей. Противна азиатка с накладными ресницами. Противны глухие окна. Хостес с изумлением отшатнулась, пропуская его к выходу.

Но к машине подходил уже не просто для того, чтобы уехать, а чтобы позвонить. Вот номер в мобильном, который он набирает всего несколько раз в год. Хриплый презрительный голос. «Сколько раз просила – предупреждай заранее. Что я тебе – скорая помощь, что ли? И вообще я сегодня не в форме. Ну ладно, черт с тобой, приезжай». Чуть не подпрыгнул от радости, как мальчишка.

Снова ночной город, еще один светлый проспект и хороший дом рядом с гостиницей, воткнувшейся перевернутой сосулькой в небо.

Конечно, конечно, надо помучить, заставить постоять перед дверью. Белое лицо, черная блестящая челка, красные губы. Она была такой всегда. Как и десять лет тому назад, старик оторопел от исходящего от нее сияния.

«Господи, неужели действительно так приспичило? Я уже спать легла. Безобразие!» И пошла, недовольно скрестив на груди руки, в гостиную. Как он соскучился по этому брюзжанию! Упругое перекатывание ягодиц под серым трикотажем.

В просторной комнате заметил новое – картину на стене. Будто кого-то выблевало краской и получилось что-то похожее на женское лицо. Уродство, которое никогда не дождется его любви, но уже дождалось уважения по причине высокой стоимости. Ничего дешевого в этой квартире просто не может быть. Несмотря на пустоту помещений, так же ему непонятную.