Лето с Монтенем

Я вкладываю всю свою веру в то, во что верю и чего придерживаюсь сегодня; все мои средства и способности удерживают это воззрение и отвечают мне с его помощью на всё, что могут. Никакую другую истину я не в состоянии был бы постигнуть лучше и удерживать с большей силой, чем эту; я весь целиком на ее стороне. Но не случалось ли со мной – и не раз, а сотни, тысячи раз, чуть ли не ежедневно, – что я принимал с помощью тех же средств и при тех же условиях какую-нибудь другую истину, которую потом признавал ложной? (II. 12. 496)

Иными словами, в настоящий момент я могу всей душой, с полной искренностью и убежденностью во что-то верить, вместе с тем понимая, что мне часто случалось менять свои взгляды. Неуверенность в суждениях и непостоянство в поступках – ключевые понятия Опытов, повторяемые Монтенем во всех смысловых узлах книги. В данном случае, говоря о своей вере, Монтень избегает прямой отсылки к христианству, но дает понять, что и вера не ускользает от всеобщей зыбкости, если только не допустить ее принадлежность к какому-то иному, несоизмеримому с человеком порядку.

38 Ученое незнание

Ближе к концу первой книги Опытов, в начале главы О Демокрите и Гераклите – то есть о смеющемся и плачущем философах как двух выражениях нелепости человеческого удела – Монтень уточняет свой метод работы:

Я беру наудачу первый попавшийся сюжет. Все они одинаково хороши. И я никогда не стараюсь исчерпать мой сюжет до конца, ибо ничего не могу охватить в целом (I. 50. 268).

Другой вариант той же идеи: «Всякий довод для меня одинаково плодотворен» (III. 5. 89). Отправной точкой для размышления Монтеня может послужить любое наблюдение, впечатление от книги или случайная встреча. Поэтому он так любит путешествия – особенно, как мы видели, прогулки верхом, во время которых к нему лучше всего стекаются идеи, то подталкиваемые, то задерживаемые движением вещей, самой жизни. Он думает о чем-то одном, потом перескакивает на другое, но ничего страшного – ведь всё взаимосвязано.

Позднее Монтень развил этот беглый набросок своего метода в добавлении к той же главе:

[Я] ничего не могу охватить в целом и полагаю, что не удается это и тем, кто обещает нам показать это целое. Каждая вещь состоит из многих частей и сторон, и я беру всякий раз какую-нибудь одну из них, чтобы лизнуть или слегка коснуться, хотя порою вгрызаюсь и до кости. Я стараюсь по возможности идти не столько вширь, сколько вглубь, и порою мне нравится смотреть на вещи под необычным углом зрения (I. 50. 268–269).

Теперь, когда Опыты увидели свет, их автор более уверен в себе: те, кто претендует на проникновение в суть вещей, говорит он, пытаются нас обмануть, ибо человеку не дано познать эту суть. К тому же мир настолько многообразен, что всякое знание хрупко и сводится к мнению. Вещи состоят из «многих частей и сторон». «[Их] наиболее устойчивым свойством ‹…› является несходство» (II. 37. 698). Поэтому можно рассчитывать в лучшем случае осветить некоторые из их аспектов. Монтень умножает точки зрения, противоречит себе, но только лишь потому, что мир сам по себе полон парадоксов и неувязок.