Лето сумрачных бабочек

– «Подойди и уведи меня», – дразнилась Роза-Мэй, а потом ныряла в озеро и оставалась под водой так долго, что я с ума сходила от тревоги. Всплыв, она смеялась, словно это была невероятно забавная шутка. Я умоляла её выйти из воды, пойти домой. Обещала, что отменю визит к врачу, перенесу на другой день, чтобы она могла поехать с нами и увидеть на экране свою маленькую сестрёнку. И наконец она успокоилась. Она выбралась из озера, и мы пошли, держась за руки. Помню, как я сжала её руку – и она сжала мою в ответ, и в тот момент я действительно думала, что всё будет в порядке. У неё просто трудный период, чёрная полоса, вот и всё. Но потом она обернулась. «Ещё один нырок!» – крикнула она и побежала к озеру. Я никогда не забуду, как она мчалась через траву, её прекрасные волосы развевались за спиной. Этот момент преследует меня все двенадцать лет. Это был последний раз, когда я видела её живой. Она нырнула в озеро, наполовину извернувшись, чтобы убедиться, что я смотрю. Это сбило её, и она вошла в воду под неправильным углом. Должно быть, она ударилась головой о камень. Это всё случилось так быстро! Сначала я даже не осознала. Я думала, что она опять принялась за своё – сидит под водой, чтобы напугать меня. Я ждала и ждала. Мне показалось, будто прошло несколько часов… а потом до меня дошло, что что-то не так. Что она не выныривает. Я была совсем одна, Бекки. Я не знала, что делать. Я подбежала к берегу озера и вошла в воду. Она была такой холодной – такого холода я никогда не чувствовала. Я пыталась добраться до Розы-Мэй, но мои ноги запутались в водорослях. Они были везде, обвивали мои лодыжки, как будто тащили меня вниз. Я чувствовала, как погружаюсь. Я пыталась успокоиться, освободить ноги, но я была такой тяжёлой и неуклюжей, что это было невозможно. На несколько секунд всё вокруг потемнело. Я старалась сохранить дыхание. Я видела, где Роза-Мэй, но не могла дотянуться до неё. Прошло слишком много времени. Это был кошмар. Я звала её, просила держаться, говорила, что всё будет в порядке, но она не шевелилась. Она лежала так неподвижно! Я крикнула ей, чтобы она хотя бы пошевелилась, – я знала, что теряю её. Я кричала и кричала. Это последнее, что я помню перед тем, как потеряла сознание. Я очнулась в больнице. Мне сказали, что какой-то мужчина выгуливал собаку около озера. Он не видел, как Роза-Мэй нырнула, но услышал мои крики. Он был очень сильным и хорошо плавал. Он сумел вытащить меня из озера, но к тому времени, как он достал Розу-Мэй, к тому времени, как прибыла «Скорая помощь», было уже слишком поздно.

Голос её сорвался, и она обняла меня ещё крепче, раскачиваясь взад-вперёд.

– Бедная Роза-Мэй, – произнесла я, содрогнувшись. – Совсем одна в воде… Ей, должно быть, было ужасно холодно.

– Сначала мы оба винили каждый себя, – сказала мама. – Твой отец думал, что это его вина – ведь он не последовал за ней после ссоры. Но я знала, что виновата я, потому что не спасла её, когда у меня был шанс. Я снова и снова проигрывала в памяти эти моменты в воде, словно они замкнулись у меня в мозгу в какое-то ужасное кольцо. Мы раздирали себя на части. Для нас как будто погас свет. Ты была единственным, что заставляло нас двигаться дальше, Бекки, – мысль о новой жизни. Ты родилась через две недели после похорон, и акушерка сказала, что это из-за стресса. Ты появилась на свет так стремительно, что не было времени послать за твоим отцом. Он был возле озера. Он проводил здесь каждый день, иногда даже спал на берегу всю ночь. Он пытался смириться с тем, что произошло, но не мог. Сказать по правде, он слегка сошёл с ума. Обезумел от горя. Он начал винить меня. Сказал, что я предпочла нашего нерождённого ребёнка Розе-Мэй.

Я посмотрела на маму:

– Но именно так Роза-Мэй сказала на мосту. Она сказала, что ты выбрала меня, а не её. Знаешь, она ненавидит меня.

Мама взяла меня за руку:

– Пожалуйста, Бекки, я хочу, чтобы ты услышала то, что я говорю. Нет никакой Розы-Мэй – её больше нет. Это было тяжёлое время для тебя. Переезд в Оукбридж, столько времени, проведённого в одиночестве, и все эти недели тебе нечего было делать – конечно, это повлияло на твою стабильность. Это моя вина. Мне следовало заметить, что что-то не так, но я была слишком поглощена своим горем и страданием. Должно быть, возвращение сюда всколыхнуло в тебе какие-то давние воспоминания – то, что ты услышала от нас в раннем детстве, до того, как твой отец ушёл.

– Значит, именно так и случилось? – спросила я, отчаянно пытаясь уследить за маминым рассказом. – Это тогда мой отец ушёл от нас?