Я поднимаю на него глаза и вижу, что он повесил голову.
– Знаю, вы правы. Я столько лет жил в страхе, что теперь не могу от него избавиться. Я еще не готов все ей рассказать, но все-таки подумаю об этом в поездке в Севилью этим летом.
Иногда он бывает таким упрямым!
– Нико, она еще здесь, это нужно сделать лицом к лицу. Нельзя ждать еще три-четыре месяца. За это время много чего может произойти, Изабель будет для вас стараться, выстраивать вашу репутацию, пропагандировать ваше имя. Она пускает в ход все, что можно, а вы в ответ должны сообщить ей правду. Когда она все поймет…
У него вспыхивают глаза.
– Никто не понимает! Я тяжело работал на отца Изабель в их хозяйстве, так я зарабатывал на необходимое мне для занятий живописью. Я помогал их садовнику: осенью греб листья, летом обрывал отцветшие цветы. Она знала о моем отце много нехорошего; на счастье, моя мать завоевала всеобщую любовь и уважение своей добротой и справедливостью. Но даже она стала отшельницей, перестала приглашать в наш дом гостей. Этот шаг пока для меня невозможен, Ферн. Оставьте пока что эту тему.
Мы стоим лицом к лицу, и я понимаю, что переступила черту и вызвала его гнев.
– Знаю, вы не хотите этого слышать, Нико. Но, умоляю, пересмотрите ваше решение! Воздух очистится, Изабель сильнее поверит в вас, вы только выиграете. Дело не только в том, чтобы выставить ваши картины, не понимаю, как вы этого не видите?
У него каменное лицо.
– Я поселился здесь, чтобы сбежать от всего этого. Наверное, я не готов платить такую цену. – Это сказано ледяным, предостерегающим тоном.
– Значит, я в вас ошибалась. Неужели Изабель тоже в вас ошибается? – Я заканчиваю возиться с кистями. – Не пойму, то ли вы обидчивы, то ли высокомерны. То и другое неоправданно и неуместно. Очень многие художники все отдали бы ради возможности, которую вы так необдуманно отвергаете.
– Думаете, это так легко? Вы очень многого не знаете. Изабель носит обручальное кольцо, хотя ее мужа уже пять лет нет в живых. Он превратил ее из сердечной девушки в хладнокровную бизнес-леди. Если я все ей расскажу, она от меня отвернется, и это погубит мою карьеру. Даже малейший слух о каком-либо участии в изготовлении подделок приводит в мире искусства к навсегда захлопнутым дверям – и для нее, и для меня.
Я смотрю на него в ужасе:
– Изабель в вас влюблена, Нико. Неужели вы не читаете этого в ее взгляде? В ее готовности всем пренебречь и поддержать вас, не слушая голоса собственного разума? Вы совершаете ошибку, скрывая от нее правду. Это несправедливо, Нико.
– Несправедливо? – Он отворачивается и, качая головой, идет к двери. – Вы совершенно не понимаете смысл этого слова, Ферн, уж поверьте.
30. Слова, вода и мудрость
Вина. Четыре безобидные буквы, сложившись вместе, способны разрушать надежды, мечты, отношения, даже жизни. Нико ощущает вину за то, что не справляется со своими демонами. Я – за то, что он мне небезразличен. Впрочем, здесь к нему все небезразличны.
Служит ли вина высшей цели? Может быть, ее назначение – остановить нас, заставить подумать перед пересечением воображаемой черты? Вдруг вина – внутренняя система тревоги, которую одни сознательно отключают, а другие благодаря ей вовремя останавливаются?
Возможно, это паранойя, но мне кажется, что сейчас все вокруг меня уперлись в ту же самую проблему. Келли, судя по всему, все ближе к тому, чтобы надолго связать свое будущее с Тейлором и с Францией. Но бегут дни, а она тянет и тянет со звонком домой.
На этой неделе мое общение с семьей красноречиво отсутствует – опять. Я не могу представить, что сейчас с ними происходит. Конечно, когда они звонят, все звучит хорошо, это-то и подозрительно.
Люди думают, что уберегают вас от тревоги, но получается, что они меня избегают, как же тут не тревожиться?
У меня не получается выбросить это из головы. Пора звонить Джорджии.
– Привет, соседка, помнишь меня?
– Ферн! Как ты там? – радостно кричит она.
Я убираю телефон от уха, чтобы не оглохнуть, и включаю громкую связь.
– Прости, что я пропала. У Стива опоясывающий лишай, это страшные боли…
Я невольно улыбаюсь. Сострадание – несильная сторона Джорджии.
– Да, я слышала, что это ужасная дрянь.
– Да уж… Пожалей меня, у меня выдалась кошмарная ночь. Но я так рада тебя слышать! Ты даже не представляешь, как тебя здесь недостает. – Я слышу в этих ее словах потайной смысл и еще сильнее волнуюсь.
– Я тоже по всем соскучилась. Думала, позвоню и услышу, что все в полном порядке… Сама понимаешь, что я имею в виду: все заняты и так далее. Со связью проблемы: то сигнал плохой, то время неудачное. Я так многого не знаю! Дом-то хоть еще стоит? – Я выдавливаю смешок.
Она секунду-другую колеблется, потом я слышу ее неестественно бодрый голос:
– Конечно, куда он денется. Тебе не о чем беспокоиться. Все мы считаем себя незаменимыми, но без нас вполне обходятся. Ну, когда надо.
Странно как-то…
– Согласна, но мне лучше знать о неприятностях.
И тут она перестает увиливать:
– Крыша на месте, можешь перевести дух и работать дальше. Слыхала, во Франции у тебя все на зависть хорошо.