Лето в Провансе

– Знаю. Из-за своего страха перед жизнью я, совершенно этого не желая, чуть не погубил все, что у нас было. Все, в чем я убедился, – это что без тебя я принимаю неверные решения. Я насмотрелся на красоты, Ферн, но из-за этого поставил под удар все остальное. Я совершил ошибку.

Я закрываю глаза и тяжело вздыхаю. Я со страхом ждала этого момента, открытия, касающегося меня самой и Эйдена. Правда, я думала, что успею пожить здесь одна и соберусь с мыслями до его возвращения. А оказалось, что он уже был здесь и сражался с той же самой дилеммой. Мне трудно это переварить. Что мы натворили с самими собой?

– Это я поставил нас в такое положение, детка, я слишком поздно понял, что это превратилось в испытание. Это могло кончиться по-разному. Соблазны…

Мне кажется, что мое сердце превратилось в кусок свинца.

– Давай будем честны друг с другом.

Я смотрю Эйдену в глаза. Он ведет меня в гостиную, усаживает на диван. Мы сидим рядышком, и я рада, что не должна смотреть на него в упор.

– Я надеялся, что мы просто упадем друг другу в объятия и все снова вернется в норму. Но беда в том, что прежняя норма больше не работает… – Это не вопрос, а утверждение.

Эйден был средоточием моей жизни с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать лет. Я думала, что знаю его как облупленного, но сейчас, искоса глядя на него, ловлю себя на том, что больше не понимаю его мыслей. Происходит ли то же самое с ним?

– Мы должны все начать сначала. Ты этого хочешь? – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо, уверенно, без следа отчаяния.

– Я спал с Джосс, – выпаливает он и роняет голову на грудь, смотрит на свои переплетенные пальцы с побелевшими костяшками.

– Ты думал, я этого не знала? – бормочу я чуть слышно. Я думала, что если не давать воли своим страхам, то они утратят реальность, но в глубине души знала, что происходит.

– Прости меня, Ферн, – говорит он со всхлипом. – Я не хотел, чтобы до этого дошло. Понимаю, это слабое оправдание. Джосс предъявила мне ультиматум, и я ушел. Такое чувство, что я временно, бездумно вывалился из своей жизни. Я надеялся, что возвращение сюда поможет мне одуматься.

– И как, помогло?

Он откидывается на диванные подушки и смотрит на меня:

– Стоило мне услышать твой голос и увидеть тебя, как я вдруг снова почувствовал себя… в безопасности.

– В безопасности? Как это понимать? – Я сдерживаю разочарование и злость, хотя во мне бурлит то и другое.

– Я не был уверен, что ты вернешься. Ханна все мне рассказала про этого твоего живописца, мне не давала покоя мысль о том, как вы работаете с ним бок о бок. Он, чужой человек, разглядел в тебе нечто такое, чего не замечал я. Человека не выставляют в галерее, его картины не продаются, если он не обладает истинным талантом. Какая ирония: чувство, что я угодил в ловушку, было у меня, а молча страдала ты.

Я так поражена, что отшатываюсь от него:

– Глупости, Эйден! Я знала, что рано или поздно выкрою время и определю свои интересы, но понятия не имела, что это к чему-то приведет. Как ты узнал про галерею?

– Ханна не виновата. Она назвала его фамилию, и я залез в интернет. Хотел больше узнать о человеке, проводящем столько времени с моей женой.

Для меня разочарование, что только ревность заставила Эйдена одуматься.

– Ты ни разу не говорил, что тебе неприятно, что я там нахожусь. Честно говоря, я не думала, что тебе это настолько интересно.

Он с кряхтением трясет головой:

– Ревность – отвратительное чувство, мне не хотелось сознаваться, что оно меня гложет, особенно когда… в общем, когда у меня не было причин гордиться собой.

Меня так и подмывает дать на это едкий ответ, но я помалкиваю.

– Я нашел ссылку на галерею в Севилье. Полюбовавшись его талантливыми работами, я немного успокоился, но потом увидел твое имя среди анонсов новых поступлений. Я позвонил Оуэну и спросил, что он знает, но он удивился не меньше меня. Ни Ханне, ни твоим родителям я ничего не сказал, потому что мне было неприятно и стыдно. Разве я не должен был сам понять, что происходит? А потом появилась мысль: я сам скрытничаю, так на что жаловаться? Через несколько дней Оуэн написал мне, что твои работы уже выставлены, что Ферн Уаймен официально названа художницей. Думаю, он поделился ссылкой со всеми нашими знакомыми. Потом появилось сообщение о продаже двух твоих картин.

Раньше я сама всех поддерживала, а теперь все они поддерживают меня. Эйдену было особенно тяжело справляться со своими страхами.

Перед моим мысленным взором мгновенно пролетает вся моя жизнь. Потеряв сестру, я должна была заполнять пустоту, оставшуюся в нашей семье после ее гибели. Мама на меня понадеялась, отец просто временно замкнулся. Я пристально за ним следила, подстерегая момент, когда он совсем отчается. Оуэн и Ханна, в свою очередь, приглядывали за мной, чтобы уберечь от волнения родителей. С этой ролью я не расставалась до самых последних пор.