Лето в Провансе

Этим вечером в мастерской напряженная атмосфера. Мы друг друга сторонимся, можно подумать, что это результат ссоры, хотя это глупо. До меня доходит, что я просто тяну время, ничего у меня не выходит, надо бы прибраться и уйти – но нет… Не знаю, что скажу Нико, прежде чем выбегу вон, – таково бессловесное напряжение между нами. Я отбрасываю тряпку, закрываю палитру и оглядываюсь с мыслью, что лучше, наверное, вообще ничего не говорить.

– Не уходите, – нарушает ужасную тишину его голос.

Я наблюдаю за каждым его движением. Он встает с табурета и идет гасить верхний свет.

– Попозируйте мне, Ферн. Пожалуйста.

Меня охватывает страх. А чего я, собственно, боюсь? Он проходит мимо меня к шкафу, открывает дверцу, достает сложенный коврик. Когда он расстилает его посредине мастерской, мне хочется сбежать, но ноги словно приклеились к полу. Он приносит из чулана черный шелковый халат, кладет его на коврик и опять скрывается в чулане, неслышно затворив за собой дверь.

В окно льется узким лучом лунный свет, светя в одну точку, и меня влечет к ней. Беспросветная тьма вокруг поглотила весь остальной мир, не существует больше ничего, кроме этого внутреннего святилища. Знаю, я в безопасности. Ни о чем не думая, я снимаю с себя одежду и кутаюсь в мягкий халат.

Картина Нико застряла в моем мозгу, поэтому я сажусь в ту же позу, подсунув под себя одну ногу, другую согнув перед собой в колене. У той женщины лежала на колене ладонь, на ладонь она клала подбородок.

Вернувшись, он не проявляет никаких чувств, ни малейшего удивления. Он смотрит на меня с одобрением, как на профессиональную натурщицу, еще больше убирает верхний свет, подходит ко мне и спускает халат с моих плеч, обнажая грудь. Потом он слегка поправляет угол изгиба моей ноги. Прикосновение его пальцев удивительно успокаивает. Я больше не Ферн, я – форма, которую он так жаждет перенести на холст. Я вижу, как сильно его желание сделать это. Он хватает карандаш и блокнот, и я понимаю, что приняла верное решение.

Он начинает работать. При этом он то и дело поглядывает на меня – такого взгляда я еще не видела. Сейчас для него важен каждый мельчайший нюанс. Мой страх, что мне будет неудобно, стыдно, оказался беспочвенным. Я одного боюсь – пошевелиться, отвлечь его. Он ловит каждую деталь, работает насупившись, с полной самоотдачей. Каждый штрих карандаша крайне важен, как будто его уже не стереть, не переделать. Он знает, что это позирование – мой подарок ему. Этой ночью родилась близость, какой я никогда не ожидала достигнуть с каким-либо мужчиной, кроме мужа.

Что-то глубоко во мне, в моей душе, соединяется с Нико – этого невозможно отрицать. Такого чувства я никогда еще не испытывала. Я люблю Эйдена и верна ему, но чувство к Нико повергает меня в смятение. Я жалею его, зная, что ему пришлось пережить, признательна ему, как мудрому наставнику. Но все равно в голове такая постыдная мешанина, что я знаю, что мне пора уйти.

* * *

Медленно застегивая на себе рубашку, я не могу унять поток слов:

– Я не могу остаться, Нико, это… – У меня дрожит и срывается голос. – Мое будущее не здесь, думаю, мы оба знаем это. Маркиза вас любит, но чувствует, что вы ее сторонитесь, не понимая причины, ведь вы не говорите ей правды. Я уже говорила и сейчас повторю: это несправедливо и неправильно.

У него пепельное лицо, во взгляде боль, глаза ищут мои. Между нами метра полтора, но электрический разряд бьет и на этом расстоянии. Всего два шага, но в этот раз я уже не могу уйти. Судя по выражению его глаз, в нем идет такая же внутренняя борьба.

– Вы – моя муза, Ферн. Ваше присутствие все для меня меняет, это гораздо больше любви. Когда вы здесь, моя кисть летает над холстом, так вы меня вдохновляете.

По моей щеке стекает одинокая слеза, я смахиваю ее рукавом. Нико смотрит, не в силах шелохнуться. Единственное, что я должна себе напомнить, – что без него я бы не реализовалась как художница и тем более не считала бы себя ею. Делает ли это его моим наставником или моим вдохновением – не знаю, но этот человек задевает мою душу.

– Этого недостаточно, Нико. Я не ангел, я женщина со своими недостатками и тревогами.

– И с огромным сердцем.

Я грустно качаю головой и отворачиваюсь. Видеть выражение отчаяния на его лице превыше моих сил.

– С сердцем, принадлежащим другому, – тихо говорит он. Эти тяжкие слова повисают в тишине между нами, и я ухожу – в последний раз.

32. Новый рассвет, новое начало

Я поворачиваю ключ в замке, вхожу, ставлю на пол чемодан. Знакомая обыденность сразу обволакивает меня, как старое одеяло. Это утешает и бодрит.