Лето волонтёра

— Пойдём на кухню, — решил отец. — Ты что-то хотел рассказать? Вы с Дариной как утром умотали на весь день, так и не появлялись. Я заходил вечером.

Утром?

Хотя чему я удивляюсь. Время в разных реальностях может течь по-разному.

Мы прошли на кухню, отец, не спрашивая, налил мне кипяток и дал пакетик чая. Чай пах сеном, но он был горячий, и я сел, грея руки о чашку. Холод Ровиана до сих пор был где-то глубоко во мне.

— Странная у тебя рубашка, — сказал отец. — И джинсы.

— Почему?

— Если не ошибаюсь, ни на рубашке, ни на штанах нет ни пуговиц, ни швов. Как ты их надеваешь? Какая-то инопланетная технология?

— Инопланетная, — пробормотал я, обнаружив, что отец прав. Высший дал нам очень своеобразную одежду.

Отец кивнул, сделал маленький глоток, поморщился. Скорее всего, это был какой-то гадкий напиток, который англичане пить бы не стали.

Хотя почему я так думаю? Я про тэни знаю куда больше, чем про англичан.

— Ты хотел посоветоваться, — сказал отец. — Спрашивай.

— С чего ты решил?

— Ну вряд ли ты надумал в полночь нас проведать. Денег ты просить у нас тоже не станешь, — отец улыбнулся. — Что-то с девчонками?

Он так и сказал, «с девчонками», во множественном числе.

— Нет, — ответил я. — То есть да, но сам разберусь…

Отец молчал, выжидая, я вздохнул.

— Если кратко — они обе меня любят. А я их, наверное. Есть же такие семьи.

— Мама расстроится, я позавидую, — хладнокровно заметил отец. — Но извини, советовать ничего не стану.

— И хорошо, я действительно сам разберусь, — ответил я с облегчением. — Нет, я о другом. Про другие отношения.

— С Инсеками?

— И с ними тоже, — сказал я мрачно. — В общем, я как-то во многое влез, очень сильно…

— Скажи, ты причастен к тому, что Инсеки улетели? — спросил отец.

— С чего ты взял? — удивился я.

— Просто ответь.

— Самым прямым образом, — признался я. — Пап, я вообще уже не совсем человек!

Он молчал и смотрел на меня.

— Я убивал! — сказал я.

— Но они были плохие люди?

— Пап, ты издеваешься?

— Нет, спрашиваю, — ответил он.

— По большей части они вообще были не люди.

Отец пожал плечами.

— Тогда с юридической точки зрения — это не считается.

— Я не про юридическую!

— Хочешь, чтобы я тебя поругал? Не стану, ты мой сын. Похвалил? Ну, если ты спасал людей или защищался, то похвалю.

— Я чуть планету не взорвал, — сказал я.

— Большую?

Нет, всё-таки он мне просто не верит!

— Больше Юпитера.

— Маме не станем рассказывать, — сказал отец и сделал ещё глоток.

— Скажи, ты всё-таки шутишь? — спросил я с надеждой.

— Нет, сынок, — отец вздохнул. — Я понимаю, что у тебя какая-то своя, огромная и непонятная жизнь. И ты, наверное, стал больше, чем человек. Как эти, Изменённые.

Я кивнул.

— Но я не знаю, чем тебе помочь, — сказал он. — Если скажешь, что надо сделать, — сделаю. Ты же наш сын. Но, наверное, сейчас пришло твоё время решать и действовать. Потому что этот мир твой. Дарины. Анастасии.

— Чего шумите? — донеслось из коридора.

Повернувшись, я увидел сонное лицо Наськи, выглядывающей из полуоткрытой двери её комнаты.

— Привет, — сказал я. — Чего прячешься, иди к нам.

— Я не одета, — ответила она с достоинством. — И спать хочу. Болтайте потише, а?

И действительно — прикрыла дверь и исчезла. Я мстительно подумал, что, когда она узнает о наших приключениях, то будет очень жалеть, что не услышала их сразу.

— Уже ухожу, — сказал я. — Ладно, пап. Мне просто надо было узнать, что у вас всё в порядке. Завтра день суматошный.

Он кивнул. Помолчал мгновение, спросил:

— Про Юпитер правда?

— Ну это был не Юпитер, покрупнее немного, — уточнил я. — Чистая правда.

Отец покачал головой, и я подумал, что после моего ухода он может и повторить свой «ночной колпак».

День был чудесный.

Бывают в Москве такие летние дни, когда погода становится похожей на прежнюю. Нет ни тропической духоты, ни ливней, ни стремительно набегающих туч. И на тротуарах людно, и машин на улицах много, и, если не смотреть в небо, — всё как в детстве.

Ну, почти всё. С двумя девчонками я бы гулять постеснялся, засмеют.

А сейчас не стеснялся. Совсем.

И плевать мне на все сложности отношений.

Мы как-нибудь в них разберёмся.

Уж если могли существовать единым сознанием, то обязательно разберёмся. Главное, мы вместе. И без всяких недомолвок и тайн.

Мы доехали до уголка Дурова на полупустом автобусе, но выйти пришлось на следующей остановке, у аквапарка. Гнездо было оцеплено полицией, мы переглянулись, но ничего говорить не стали.

И, когда вышли, молча пошли по Олимпийскому назад, к украшенному фигурами зверей зданию.

Полицейские были не из отдела «Экс», обычные муниципалы. Видимо, их поставили во внешнее оцепление, и они откровенно скучали.

— Ребята, проходите мимо, — сказал сержант, когда мы направились к зданию. — Тут закрыто.

— Слон сдох, — поддержал его напарник.

— Слон живой и здоровый, — мрачно сказала Дарина.

— А воняет, как дохлый! — Видимо, второй полицейский ждал этой фразы и заранее заготовил шутку. Он даже тоненько хихикнул, что не очень-то вязалось с его формой и мужественной внешностью. Потом нахмурился, внимательно разглядывая Дарину.

— Я жница, — сказала она. — Пропустите.