Мы замолчали, и я подумала, что со времени нашей первой встречи в мае на этом же причале мы впервые остались с глазу на глаз – нет ни братьев, ни покупателей, ни подружки-блондинки. Это молчание не было неловким. Точно так же мы молчали, когда проводили дождливые дни в доме на дереве или часами загорали на плоту. Я посмотрела на Генри и с удивлением обнаружила, что он тоже на меня смотрит. Не отводя взгляд, я попыталась собраться с мыслями, чтобы что-то сказать, но так и не смогла ничего придумать.
– Пойду-ка я, пожалуй, поплаваю, – Генри прервал затянувшуюся паузу.
– Ну, желаю тебе… – но я забыла, что собиралась сказать дальше, потому что в этот момент Генри снял футболку. Боже милосердный! Я обомлела и отвернулась, но вдруг вспомнила, что у меня на макушке солнцезащитные очки, и небрежно опустила их на глаза: теперь можно не беспокоится, что Генри заметит, как я пялюсь на него. Уж не знаю, накачался ли он в пекарне, таская мешки с сахаром и мукой, но его плечи стали широкими, руки и живот – мускулистыми…
Мне стало казаться, что на пристани очень жарко. Генри кивнул мне перед тем, как прыгнуть в воду, и я махнула ему рукой, стараясь, чтоб это выглядело как можно более естественно. Мне нравился стиль его плавания – ему нас когда-то обучал тренер. Когда Генри скрылся из виду, я натянула шорты и футболку, взяла полотенце и пошла домой.
Подходя к дому, я услышала оперную музыку и почувствовала запах попкорна. Певица с голосом сопрано взяла высокую ноту и тянула ее, пока я шла через застекленную террасу в кухню. Запах доносился именно оттуда. На кухне я обнаружила столько попкорна, что хватило бы на целый кинотеатр, – в жестяных банках, пакетах, круглых целлофановых упаковках. Одну из таких Уоррен как раз подбрасывал в воздух. Отец тихо подпевал оперной диве, разглядывая коробочку от компакт-диска. Мерфи дремал, положив голову ему на руку.
– Привет! – сказала я, кладя на кухонный стол солнцезащитные очки и журнал. Я осмотрела кухню и, решила, что попкорн привез грузовичок ЕСДП, ведь когда я уходила на причал, кухня еще не напоминала попкорн-фабрику.
– Тейлор, послушай. – Отец поднял палец. Уоррен поймал шар с попкорном, и все мы стали слушать, как солистка исполняет что-то на итальянском. Ария закончилась, отец улыбнулся, и я впервые обратила внимание, как выделяются его белые зубы на фоне желтоватого оттенка кожи. – Ну разве не прелесть?
– Очень мило.
– Это «Севильский цирюльник», – сообщил отец. – Мы с твоей мамой ходили на него после свадьбы. Я давно собирался посетить спектакль как-нибудь еще раз.
– Невероятно вкусно, – сказала я, попробовав лежавшие на столе хлопья в сахарной пудре, и отец жестом попросил дать попробовать и ему. Взяв целую пригоршню, он съел всего несколько штук, и я заметила, как он поморщился, глотая лакомство.
– Лучший попкорн в стране, – заключил он. – Я подумал, что надо его попробовать, особенно если собираемся сегодня вечером смотреть «Тонкого человека»[10]
. – Мы с Уорреном переглянулись. Никто из нас не видел этого фильма, но отец говорил о нем уже несколько лет, утверждая, что это идеальное средство от огорчений, и когда мы бывали в плохом настроении, предлагал (или угрожал, в зависимости от того, как мы относились к такой перспективе) устроить его просмотр. – Вы, ребята, его полюбите, – говорил он. – А Мерфи полюбит Аста. – Отец растолкал пса, тот открыл глаза и, не поднимая головы, зевнул.По крайней мере, таков был план. Но потом пришла Джелси и с восторгом сообщила новость: Норе позволили у нас переночевать. Оказалось, что Уоррен и я будем при них няньками, так как мама с отцом решили поехать в свой любимый ресторан в Маунтинвью. В доме было шумно – звучала опера, Джелси радовалась по случаю предстоящей ночевки Норы, а Уоррен снова всем рассказывал, до чего интересные ребята ветеринары, – поэтому я взяла журнал и диетическую кока-колу и ушла на переднюю террасу.
Мама позвала меня, когда деревья уже отбрасывали тень на подъездную дорожку:
– Тейлор!
– Да! – Я обернулась и увидела маму в белом летнем платье, с собранными вверх волосами и вечерним макияжем – такой я ее давно не видела. До меня доносился легкий цветочный аромат духов, тех самых, которыми она пользовалась в особенных случаях, например, когда собиралась куда-нибудь с отцом. В такие дни я была убеждена, что мама – самая красивая женщина в мире.
– Отлично выглядишь, – с искренним восхищением отметила я.
Мама улыбнулась и пригладила волосы.
– Не уверена, – сказала она, – но спасибо. Приглядишь за девочками сегодня?