– Сэки-кун, спасибо тебе, что ты так усердно старался, чтобы вспомнить, но это никак не поможет нам продвинуться в нашем деле. Единственное, что это доказывает, – это что у тебя действительно невероятно плохая память.
– Но это не так, – возразил я.
Так вот оно что… Я встретил вовсе не Рёко Куондзи, а ее младшую сестру Кёко. Теперь мы знали, что в юности Рёко и Кёко Куондзи были очень похожи – то есть получается, что вчера Энокидзу увидел вовсе не воспоминания Рёко Куондзи, а мои собственные. Если это было так, то подозрения, падавшие на Рёко Куондзи, немного ослабевали. Ведь это означало, что она действительно не была знакома со мной до нашей встречи в офисе частного детектива.
Я объяснил ход моих мыслей Ацуко Тюдзэндзи. Энокидзу слушал молча, не спуская с меня скептического взгляда. Судя по всему, он совершенно не представлял, о чем я говорил, не понимая сущности своего собственного дара.
– Я не знаю точно, что такое память, Сэки-кун, но ты вроде как ошибаешься, – произнес он, пожимая плечами.
Ёситика Куондзи, бывший одновременно директором клиники и главой семьи Куондзи, выглядел совершенно не так, как я его себе представлял. Он был лысый, с широким лбом, большим, мясистым красным лицом и глазами, погруженными в складки плоти. Остатки волос на его висках были совершенно белыми. Он уселся, широко расставив ноги; белый врачебный халат распахнулся у него на груди.
Его жена, Кикуно Куондзи – управляющая делами клиники, ответственная за финансы, своей гордой осанкой и аристократической наружностью напоминала супругу знатного самурая из постановки театра кабуки. В молодости она, без сомнения, была ослепительно красива, хотя сейчас ее красота несколько потускнела.
– Что все это значит? Я не понимаю, зачем нужно было приводить в наш дом этих незнакомцев. Ты хочешь, чтобы мы унизились до того, чтобы советоваться с подобными людьми о частных делах нашей семьи? – натянуто поинтересовалась мать, не сводя с дочери пронизывающего взгляда. Она сидела неподвижно, ни разу не пошевелив даже мизинцем.
– Матушка, не будьте грубы. Господин Энокидзу здесь по моему приглашению.
– Я
– О чем… – сидевший до этого молча доктор наконец заговорил; для пожилого человека голос у него оказался неожиданно высоким. – О чем тебе рассказать, детектив‐сан? – Он по-стариковски склонился на сторону и отвесил нижнюю челюсть. – Как видишь, у нас здесь довольно пустынно – как говорится, в этих стенах раздается только голос кукушки. Сегодня у нас не приемный день. Да и к тому же у нас нет новых пациентов. Наши медсестры работают посменно, так что сегодня в клинике присутствует только одна из них. А наша единственная госпитализированная пациентка, которая тоже сейчас находится в клинике, – это женщина на последнем месяце беременности. Считай, я не врач, а повивальная бабка. Как это глупо, – усмехнулся он сам над собой, а затем громко рассмеялся.
Его жена, которая так и сидела не шелохнувшись, строгим тоном оборвала его смех:
– Разве можно говорить подобное посторонним людям?
– Да какая разница? Это ведь правда. У меня полно свободного времени. Я отвечу на твои вопросы, господин детектив.
Энокидзу улыбнулся и заговорил прежде, чем жена доктора вновь вмешалась:
– На первый взгляд эта клиника кажется очень большой, и здание просто роскошное. Но вы тем не менее занимаетесь только акушерством и гинекологией?
– Ну-у, не суди по внешнему облику. До войны мы занимались хирургией, терапией, педиатрией – всеми направлениями. Но, видишь ли, в войну у нас забрали всех наших врачей. А потом начались бомбардировки. Практически всё в этом районе сровняли с землей…
Пожилой мужчина сузил свои и без того узкие глаза, и они еще глубже ушли в мясистые складки его лица.
– Они сбрасывали на жилые дома зажигательные бомбы – варварский метод ведения войны. Из-за этого начались пожары. Но у американцев, видимо, была плохая разведка: они по ошибке решили, что наша клиника – это военный объект. Так что они сбросили на нас бомбы. Попали в два из трех наших зданий. Стены все еще стоят, но внутри они почти полностью выпотрошены и совершенно непригодны к использованию. Мы не смогли их отремонтировать, да и что можно было сделать в послевоенные годы? Немного, вот что. Так вот, они до сих пор в таком виде. Все, что было в наших силах, – это привести в порядок жилые помещения и одно здание, которому был нанесен относительно небольшой урон, – то самое, через которое вы сегодня пришли.
– Почему вы выбрали акушерство и гинекологию, а не хирургию или терапию?
– Семья Куондзи в течение многих поколений занималась акушерством и гинекологией, – холодно ответила Кикуно Куондзи.
Доктор фыркнул.
– Ну, вообще-то, я начинал как хирург. Но ты тоже взялся бы за гинекологию, будь ее альтернативой безработица. Экономический кризис пощадил только гинекологию и похоронное дело. Так что остается либо провожать людей на тот свет, либо принимать их на этом.