«Какие-то четыре месяца — а как повзрослели. Даже эти двое самых юных, да что там — самых маленьких. Крохи. Что же я еще могу…»
— Пришло время. Пора вам идти.
Молчание. Затем заговорил Наурэ:
— Почему? Почему мы должны уйти именно сейчас, когда случилось такое? Ведь сейчас каждый меч дорог!
— Есть кое-что дороже меча. Постарайтесь понять меня. Вам, наверное, кажется сейчас, что я чудовищно несправедлив, что жертвую остальными ради вас. Это не так, поверьте! Да, вы знаете, какие надежды я возлагал на вас, но увы — не успел сделать ничего, и кто знает, когда я снова смогу помочь вам. Я обещаю — как только кончится война, я найду вас. А сейчас — уходите. Остальных я защищу — не бойтесь. Я все же Вала, и я еще властен над стихиями. Но вас я хочу укрыть надежно.
Он обвел их глазами. «Не верят ни одному слову. Кого ты хочешь обмануть?»
— И потому я возьму с вас клятву. Вы уйдете. Вы выполните то, для чего я избрал вас. («Жестоко, жестоко, подло! Бедные дети…»)
Они молча целовали льдистую сталь меча, преклоняя колени, и потом — кто звонко, кто почти беззвучно повторяли — во имя Арты. Все. Теперь легче на сердце.
— И вот, примите дары от меня. Каждый из них поможет вам развить ваши еще спящие силы. Я, видите, не успел. А ждать, когда встретимся снова — кто знает, когда это случится? Только — не отступайте. Эти знаки помогут вам всегда быть единой силой, всегда слышать и понимать друг друга, всегда помогать. Найти, если потерялись и вспомнить, если забудете. Это — сила. Это — все, что я смогу вам дать…
— Наурэ — ты старший. Тебе объединять. Вот твой знак…
Браслет, выточенный из цельного кристалла мориона, пульсировавшего светом, словно внутри него билось сердце. В центре алого круга, там, где пересекались почти невидимые лучи, в воздухе возникла руна Эрат, руна Пламени, знак Движения и Творения.
Моро — горькие темно-синие ночные глаза. Он уходил один. Ориен оставалась.
— Тебе — определять путь.
Тяжелая девятилучевая звезда из вороненой стали. На каждом луче — руна. Его руна — Кьот, руна Пути и Прозрения. Тот же знак серебром на печатке простого железного перстня.
Олло. Прозрачно-голубой кристалл на тонкой цепочке, ледяным огнем очерчена руна Хэлрэ: Очищение и Ясность Разума, знак Льда. Юноша низко склоняет золотоволосую голову, принимая дар, и, выпрямившись, уже не отводит странных своих — отраженное в глубокой реке небо — глаз от лица Учителя.
Аллуа — пламя жизни, светильник, зажигающий души других. Гладкий овальный камень без оправы, цвета вина или крови, внутри бьется алая искра. А на черном обсидиановом медальоне — руна Жизни и Возрождения, знак Земли, знак Арты — Эрт. Девушка вздрогнула и тихо прошептала: «Кровь…»
Голубая брошь-капля, где из глубины, на пересечении двух лепестков — прошлого и будущего — искрой горит Тэ-Эссе, вечная Вода, течение Времени.
— Это тебе, Оннэле Кьолла.
— Глоток воды… — грустно улыбается девушка.
— А это — тебе, Элхэ.
Больше — слов нет. Тихий, еле слышный ответ:
— Благодарю тебя.
И все.
— Тебе, Альд.
Юноша коротко вздохнул и шагнул вперед. Привычно тряхнул головой, отбрасывая со лба волосы. Резкий, порывистый, как ветер. Вот и знак его таков — Ол-аэр, руна Крыла и Ветра. Руна Мысли — и серебряный дерзкий сокол с аметистовыми глазами.
— Надежда моя, Айони…
Кленовый лист, золото-зеленый перстень из того же камня — слишком велик для тоненьких пальцев девочки, — и руна Надежды и Света, Аэт.
— И ты, Дэнэ.
Наверное, в другое время это было бы смешно — мальчик — и руна Силы и Твердости, руна Железа Тор-эн. Пряжка с изображением дракона. Мальчик взял ее — солидный, серьезный — и нарочито низко проговорил:
— Я все исполню, Учитель.
Вот и все. Небо, как же пусто в душе, как же больно…
— Теперь, Оннэле, ты знаешь, какая она — смерть. Ты видела.
— Да. Какой бы ни была свобода там, за гранью, жизнь прекрасна. И нельзя уходить до срока… Может, я неправа? Но, кажется, пока не свершишь все, что можешь из того, что суждено, нельзя уйти. Слишком слаба и бесполезна будет душа, чтобы сохранить силу, волю и образ и, тем более, свершать… А смерть страшна, даже когда знаешь…
— Учитель, — тихий и какой-то режущий как осколок стекла, голос Элхэ, — а вернуться можно? Если шагнешь за грань?
— Не знаю… Но если дан выбор… Если нужно, если что-то не окончил, не исполнил, не завершил, и больше — некому… Наверное, можно. Зачем тебе?
— Просто. Чтобы знать.
Больше ничего не добьешься. Он это знал.
— Что же, пора. Будьте благословенны. Теперь все зависит от вас…
Она остановилась перед зеркалом и долго вглядывалась в свое отражение. Потом тряхнула коротко остриженными волосами, стянула через голову черненую длинную — до колен — кольчугу. Слишком тяжела, стесняет движения. А вот шлем пригодится…
— Элхэ!..
Аллуа распахнула дверь в комнату подруги. Хрупкий юноша, стоявший к ней спиной, вздрогнул и обернулся.
— Элхэ?.. — девушка растерянно остановилась. Юноша снял шлем, и Аллуа улыбнулась:
— Тебе идет… и не узнать тебя… — посерьезнела. — Думаешь, это понадобится в дороге?
Элхэ не ответила, только закусила губу.
— Ты… идешь?
— Нет, — тихо и твердо.