Летопись

30. Между тем король Иоанн, признанный императором константинопольским, приплыл, как мы сказали, к Лампсаку и стал на якорь около места, называвшегося Олкосом. А император Иоанн, не имея с собой, по указанной нами причине, достаточно войска, не мог воспрепятствовать этой высадке, затруднял, однако же, и с малыми силами при помощи военных хитростей движение врагов; так что латиняне с царем их Иоанном, высадившись там, держались на своем пути ближе к морскому берегу. Им нельзя было далеко отходить от кораблей своих, потому что император наблюдал за ними и со своими очень незначительными силами умел, однако же, постоянно тревожить их. Таким образом император шел чрез горные хребты, а итальянцы — приморским берегом. Пробыв недолгое время (менее четырех месяцев) в приморских областях императора и пройдя очень небольшое пространство (от Лампсака только до Кенхриона), очень мало или даже вовсе ничего не захвативши (потому что император наперед распорядился все потребное для жизни перевести вовнутрь страны), они добрались до крепости Пиги, овладев только одним укреплением, которое называлось Керамодами и было расположено около возвышенностей Кизикских. У них уже были наготове корабли, чтобы возвратиться в Константинополь. И действительно возвратились бы с бесчестием и стыдом, если бы им не удалось воровски овладеть крепостью Пиги. Какой-то человек, умевший искусно лазить по скалам, открыл между ними тропинку и ночью провел ею вооруженных латинян в акрополь[103]; а они, неожиданно напавши на стражу, избили ее и взяли крепость. Это несколько встревожило римлян, потому что город был наполнен воинами храбрыми, искусными и приобретшими заслуженную славу в войсках; но благоразумные распоряжения и воинская опытность императора вскоре ободрили римлян и, напротив, навели страх на латинян. Этот страх помешал им даже воспользоваться своей добычею. Потому и возвратились они в Константинополь, мало или, лучше, как мы сказали, ничего не сделав.

31. Обнаруживая такую находчивость в изыскании средств к охранению своих владений, император Иоанн показал еще большую мудрость в том, что нашел средство достичь разом двух целей — и обессилить врагов, и обезопасить свою власть. Именно, у него был сын от императрицы Ирины, носивший имя деда своего, императора Феодора Ласкариса, — которому было в то время одиннадцать лет; а у Асана была дочь, по имени Елена, от его супруги, венгерки, — которой был тогда девятый год. Император отправил посольство к болгарскому царю с предложением брачного союза между детьми и договора насчет родства и взаимного вспоможения друг другу[104]. Асан принял посольство; союз и договор были заключены и скреплены клятвой обоих.

32. В это время и я, будучи объят любовью к изучению математики и высших словесных наук и объявив об этом, по воле императора, вместе с другими юношами, получил доступ к словесным наукам; учителем же нашим был Феодор Экзаптериг. Между прочим, когда мы собрались пред лицо императора, он обратился ко мне и сказал: «Этих я взял из Никеи и вручил учителю, а тебя привел из моего собственного дома учиться с ними. Докажи же на самом деле, что вышел из моего дома, и сообразно с этим занимайся и математикой. Сколько получает годового содержания от царской милости воин, столько же или еще более, по знатности твоего рода, будет отпускаемо на тебя. А когда изучишь философию, то удостоишься больших почестей и званий, потому что нет в мире людей почетнее царя и философа». Таким образом оставив царский дворец, я поступил к учителю, будучи 17 лет от роду. Учителем, как я сказал уже, был Экзаптериг, человек не очень сведущий в математике, но красноречивый, потому что долго изучал риторику и приобрел навык выражаться изящно, за что и пользовался большой известностью. А когда он умер, разъяснив уже нам хитрости пиитические и искусство сочинения ораторских речей, я вместе с другими перешел к Никифору Влеммиду[105], которого все мы знали за лучшего знатока по части философии, и слушал у него логику. Доселе — о себе самом; впоследствии я возвращусь еще к себе, когда это нужно будет по ходу истории.