Летопись жизни и творчества А. П. Чехова

далеко из круга литераторов нового поколенья. Я не журналист, не издатель; пользоваться Вами я могу, только читая Вас, если я говорю о Вашем таланте, говорю по убеждению. Мне минуло уже 65 лет, но я сохранил еще столько любви к лите­ратуре, с такою горячностью слежу за ее успехом, так радуюсь всегда, когда встречаю в ней что- нибудь живое, даровитое, что не мог, — как ви­дите, — утерпеть и протягиваю Вам обе руки. Но это еще не все, вот, что хочу прибавить: по разнообразным свойствам Вашего несомненного таланта, верному чувству внутреннего анализа, мастерству в описательном роде (Метель, ночь, местность в Агафье и т. д.), чувству пластичности, где в нескольких строчках является полная кар­тина: тучки па угасающей заре: «как пепел на потухающих угольях...» и т. д. — вы, я уверен, призваны к тому, чтобы написать несколько пре­восходных истинно художественных произведе­ний. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий. Для этого вот что нужно: уважение к таланту, который дается так редко. Бросьте срочную работу. Я не знаю Ваших средств, если у Вас их мало, голо­дайте лучше, как мы в свое время голодали, по­берегите Ваши впечатления для труда обдуман­ного, отделанного, писанного не в один присест, но писанного в счастливые часы внутреннего настроения. Один такой труд будет во сто раз выше оценен сотни прекрасных рассказов, разбросан­ных в разное время по газетам. Вы сразу возьмете приз и станете на видную точку в глазах чутких людей и затем всей читающей публики. В основу Ваших рассказов часто взят мотив несколько пор­нографического оттенка, к чему это? Правдивость, реализм не только не исключают изящества, но выигрывают от последнего. Вы настолько сильно владеете формой и чувством пластики, что нет осо­бой надобности говорить, папрпмер, о грязных но­гах с вывороченными ногтями.и о пупке дьячка. Детали эти ровно ничего не прибавляют к художе­ственной красоте описания, а только портят впе­чатление в глазах читателя со вкусом. Простите мне великодушно такие замечания, я решился их высказать потому только, что истинно верю в Ваш талант и желаю ому ото всей души полного

ЭБ МслМйУфри¹'

развития и полного выражения. 11а днях, —гово­рили мне, — выходит книга с Вашими расска­зами, если она будет под псевдонимом Че-хон-те,— убедительно прошу Вас телеграфировать издателю, чтобы он поставил иа пей настоящее Ваше имя. После последних рассказов в Нов. врем, и успеха «Егеря» оно будет иметь больше успеха. Мне приятно было бы иметь удостоверение, что Вы не сердитесь на мои замечания, но принимаете их как следует к сердцу, точно так же, как я пишу Вам неавторитетно, — по простоте старого сердца.

Жму Вам дружески руку и желаю Вам всего лучшего!

Уважающий Вас

Д. Григорович.

25 марта 1886 г. Петерб. Против Ломбарда, д. № 12 (Центр, гос. архив лит. и иск.).

Март 28 Пишет ответное письмо Д. В. Григоровичу:

«Ваше письмо, мой добрый, горячо любимый бла- говеститель поразило меня, как молния. Я едва не заплакал, разволновался и теперь чувствую, что оно оставило глубокий след в моей душе. Как Вы приласкали мою молодость, так пусть бог успокоит Вашу старость, я же не найду ни слов, ни дел, чтобы благодарить Вас. Вы знаете, какими глазами обыкновенные люди глядят на таких избранников, как Вы, можете поэтому судить, что составляет для моего самолюбия Ваше письмо. Оно выше всякого диплома, а для начинающего писателя оно — гонорар за настоящее и будущее. Я как в чаду. Нет у меня сил судить, заслужена мною эта высокая награда или нет. Повторяю только, что она меня поразила.

Если у меня есть дар, который следует ува­жать, то, каюсь перед чистотою Вашего сердца, я доселе не уважал его. Я чувствовал, что он у меня есть, но привык считать его ничтожным. Чтоб быть к себе несправедливым, крайне мнитель­ным и подозрительным, для организма достаточно причин чисто внешнего свойства... А таких при­чин, как теперь припоминаю, у меня достаточно. Все мои близкие всегда относились снисходи­тельно к моему авторству и не переставали дру­жески советовать мне не менять настоящее дело на _ ,, бумагомаранье. У меня в Москве сотни знакомых,

ЭБ Научное наследие России ^f

между ними десятка два пишущих, и я не могу припомнить ни одного, который читал бы меня или видел во мне художника. В Москве есть так называемый «литературный кружок»: таланты и посредственности всяких возрастов и мастей собираются раз в неделю в кабинете ресторана и прогуливают свои языки. Если пойти мне туда и прочесть хотя кусочек из Вашего письма, то мне засмеются в лицо. За пять лет моего шатаиьн но газетам я успел проникнуться этим общим взглядом на свою литературную мелкость, скоро привык снисходительно смотреть на свои работы и — пошла писать! Это первая причина... Вто­рая — я врач и по уши втянулся в свою меди­цину, так что поговорка о двух зайцах никому другому не мешала так спать, как мне.