Летописи Ванильного некроманта. Том первый

Кхиллау оказалась очень опрятной птицей, но всё равно убирать за нею приходилось несколько раз на дню. Терхаллоу ещё был слишком слаб, чтобы заниматься мытьём полов, а Омегыч решал эту проблему с помощью магии: всё, что производил организм большой птицы, он подвергал заклинанию ускоренной переработки, а сухой остаток левитировал за окно, на клумбы Матери.

Но находиться при больных неотлучно Омегыч не мог, да и не желал. Тем более, что Терхаллоу уже вполне шустро хромал по большой гостиной. А вот маленький Странник из гостиной почти не вылезал. Всё потому, что грифончик Грей решила, что Кхиллау — её мама. А Кхиллау и не сопротивлялась. Хотя Анда и всадник уверяли, что Кхиллау — мужского пола, птиц, и скорее отец для Грей, чем мать, все продолжали говорить о птице в женском роде.

Странник пытался выманить Грей погулять, пробежаться, поесть — безрезультатно. Птице приносили мясо, и маленькая Грей ела вместе с нею. Кхиллау чистила ей пёрышки и издавала воркующие звуки. На Нота грифончик почти не обращала внимания, разве что иногда укладывалась ему на колени, словно котёнок. Но стоило Кхиллау позвать Грей, как она спрыгивала с коленок мальчика и бежала на призывное курлыканье.

— Даже Грей от тебя отвернулась. Ндай, совсем грустная история, — сказала Анда, но её голосу недоставало сочувствия и тепла, когда она обращалась к маленькому Страннику. — Даже не знаю, чем тебя утешить. Хочешь, научу тебя призывать сороку?

— Зачем? — сказал Нот скучным тоном, глядя, как Грей утаптывает край подстилки возле Кхиллау, чтобы лечь рядом с нею спать. — Что мне твои сороки? С ними даже не поговоришь толком.

— А с грифоном поговоришь, что ли?

Странник отвернулся.

— Всё равно, — буркнул он. — Всё равно твоя сорока улетит от меня.

— Судя по размерам твоей грифонши, о маленький несносный мальчик, она слишком мала и нуждается в родительском крыле. И ей будет лучше, когда она вырастет, чтобы рядом был кто-то из её крылатой, громкоголосой, когтистой и клювастой стаи. Потому что этой маленькой, но славной девочке надо будет учиться летать, — бесцеремонно встрял в разговор всадник.

Услышав слова Терхаллоу, Кхиллау расправила крылья, словно собиралась взлететь, и издала пронзительный крик. Грей заклекотала и поднялась на задние лапки, а Странник сжался комочком в кресле и спрятал лицо в коленках.

— Как ты подрос, — почти ласково сказала Анда. — Совсем уже большой. Слушай, когда твоя Грей вырастет, летать её научим мы. У Бессвета тоже есть крылья. Ай?

— Никакой не ай, — проворчал Нот Уиндвард. — Что ещё за "ай"?

— На языке острова, где я жила когда-то, есть шестнадцать слов для того, чтобы сказать "да", — пояснила Анда. — "Ай" — это "да", на которое никто уже не возразит. Поэтому сказать "никакой не ай" нельзя.

Грей, которая улеглась возле Кхиллау, выглядела очень умиротворённой и счастливой. Но Странник встал, взял грифончика в охапку и прижал к груди. Вернулся в кресло и принялся гладить её, почёсывать под клювом и разглаживать маленькие крылышки.

Грей закрыла глазки и тихо заурчала, откликаясь на ласку. Ей было неудобно на коленках — она была довольно большая для худенького мальчишки. Её коготки цеплялись за Странника, но он и виду не подавал, что ему больно.

Мать проснулась с улыбкой. Первый Некромант тихо дышал рядом, в полумраке спальни. Как стало темно ранним утром! Где-то в груди Матери толкнулась лёгкая печаль по ушедшему лету — она была похожа на тоску о прошедшей юности, только куда как легче!

Вчера у неё выдался на редкость замечательный день, но ночью волшебство костей пропало, развеялось, и вот она снова взрослая женщина. Магия этих земель внешне делает всех гораздо моложе, но куда девать прожитые годы, если они уже прожиты? Нет, они никуда не денутся. «Груз лет» или как это там называется…

Она тихонько оделась и спустилась в кухню. Омегыч уже смолол кофе. Пахло так, словно вся кухня дышала кофейным духом. Мать потянулась было за костями возраста, но остановила руку.

Страшно хотелось узнать, сколько лет ей выпадет на этот раз. Ужасно хотелось опять ощутить себя маленькой, лёгкой, беззаботной. Память у тебя остаётся, но становится словно бы затуманенной. А вот уметь ты будешь всего лишь то, что умела в пять лет… или в три. Или в десять! Это так весело! Это щекочет изнутри давно забытым восторгом, и кажется, что ты вот-вот взлетишь вопреки опыту и уверениям феи.

— Сначала кофе, — решительно сказала Мать.

Потому что именно за кофе так хорошо думается и мечтается. И принимать решения за чашкой кофе тоже легче. И просто посидеть в тишине — сын не помешает, если будет молчать, а уже известно, что будет…

Омегыч добавил в кофе апельсиновую цедру и щепотку сушёной мяты — это сделало напиток необычным, даже волшебным. Мать Некромантов отпила немного, закрыла глаза и улыбнулась.

Омегыч смотрел, как она пьёт, и улыбался тоже — только Мать этого не видела.

Она вновь протянула руку к костям и снова отвела её.

— Интуиция? — усмехнулся Омегыч.