Летописцы Победы

Перед последним жестоким ударом
Я оглянусь на мгновенье назад.

Вижу домов сталинградских руины,

Верю в грядущее их торжество.
Нам остается идти до Берлина
Семьдесят пять километров всего.

Поезд-редакция двигался вслед за наступающими войсками. Спасибо воинам-железнодорожникам, героическими усилиями восстанавливавшим путь.

«75» было доставлено вовремя, появилось в газете.

Из всех «километровых» стихов — их у меня образовалось до десятка — я сохранил и допустил в свои книги только те три, что успел напечатать в газете фронта. Я полагал, что стихи, оказавшиеся в положении невоевавших, не надо и потом печатать.

Заключительное стихотворение начиналось уже строками:

Идут гвардейцы по Берлину
И вспоминают Сталинград…

Вот несколько боевых эпизодов из жизни поэзии. Каждый из моих товарищей, фронтовых поэтов, мог бы рассказать историю своих стихов.

Но так мало нас осталось…

Михаил ШУР. ФРОНТОВЫЕ ЗАРИСОВКИ

Ираклий Андроников на Миусе

От Закавказского фронта, когда войска ушли вперед, осталось одно название, и Ираклий Андроников, служивший в Тбилиси во фронтовой газете и оказавшийся вдруг в тылу, выхлопотал себе командировку на Миус, где назревали события.

Мы стояли в Новошахтинске. Было лето сорок третьего года. Была жара, была пыль.

Не очень подтянутый майор, все еще не удосужившийся надеть погоны, привлекал внимание суровых штабных педантов. Но все же этот странный майор нестроевого вида разыскал корреспондентов центральных газет.

Когда я привел Андроникова в штабную столовую, где не так важны были погоны, как талоны, на него, необыкновенно живого и общительного, косились офицеры и официантки.

Вечером в мою комнату ввалилась многочисленная публика — на Андроникова. Пришли братья газетчики, явились наши доблестные шоферы, заглянули наиболее осведомленные товарищи из политуправления.

Сам Ираклий Андроников был за десятерых. Он был и Алексей Толстой, и Качалов, и Соллертинский — был во множестве образов, созданных его великолепным талантом перевоплощения.

На передовую мы должны были выехать утром. И до глубокой ночи Андроников работал, творил речевые портреты. Он рокотал басом и пищал фальцетом, бывал молодым и стариком, переходил с акцента на акцент, менялся в лице, словно поминутно надевал и сбрасывал маски.

Мы собирались поехать в 13-й гвардейский корпус, которым командовал тогда генерал П. Г. Чанчибадзе. Человек этот был популярен в армии, к нему питали повышенный интерес, о нем много знали. Андроников был связан с ним давней дружбой, еще с Калининского фронта, с Ржева. И конечно же он изображал этого решительного, отчаянного и мудрого военачальника. Это ведь ему, Чанчибадзе, принадлежит знаменитый приказ: «Мертвых похоронить, раненых — в тыл, живые — вперед!»

В репертуаре Андроникова была и веселая беседа генерала Чанчибадзе с молодыми солдатами: «Танк идет на тебя, ты в щели — ты не бойся: танки под себя делать не могут…»

Утром в машине продолжался сеанс устных рассказов. Регулировщики военно-автомобильной дороги, убегавшей в степь к Матвееву-Кургану, настораживались: не пьяны ли эти хохочущие офицеры и захлебывающийся смехом шофер?

Дорога была нелегкая, долгая, и генерала Чанчибадзе сменил на переднем сиденье известный артист, а его место занял видный писатель, писателя сменили популярный хозяйственник, ученый и крупный политический деятель — Андроников минут двадцать читал наизусть отрывок из его политического доклада.

Строгий подполковник остановил нарушителя формы в балке, где по обе стороны таились штабные землянки 13-го гвардейского корпуса. Черный провод тянулся понизу. В нишах, вырезанных в земле, маскировались вездеходы.

Возникнув внезапно, грозный педант с наслаждением отчитывал Андроникова, долго и обстоятельно поучал его, пока из одной землянки не крикнули:

— Ираклий, плюнь, иди сюда!

Мы узнали голос Чанчибадзе.

Встреча вышла у них какая-то напряженная. Нас обильно угощали, и, чем больше подавали на стол всякой всячины, тем ясней было, что генерал не хочет видеть себя в шарже, не хочет этого изображения здесь, в землянке, в присутствии штабных офицеров. Кстати, строгий подполковник, кричавший на Андроникова, сидел теперь рядом с ним и смотрел на него с умилением. Генерал старательно поил гостя и своего добился: Ираклий стал клевать носом…

Настало утро штурма.

Чанчибадзе не отпускал от себя Андроникова ни на шаг. С наблюдательного пункта комкора вездеход генерала проскочил почти к самым цепям пехоты. Генерал сказал писателю:

— Ты мой друг, ты ко мне приехал, ты пойдешь со мной в атаку.

Атака уже началась. Рыжая степь вспыхнула стремительными огоньками, взбурлила волнами взметенной земли и пыли, огласилась пушечным громом и пулеметной дробью.