Летописцы Победы

В разгар сражения фашистские танковые армады прорвали фронт и приблизились к важнейшей коммуникации — Курской железной дороге — как раз в районе станции Поныри. Бой шел уже на станции. За два года войны я повидал многое, но напряженность того боя превосходила все виденное.

Но газета не ждала от меня масштабных батальных картин — надо было в малой заметке отразить, что происходит сегодня.

Со всех сторон была окружена железнодорожная школа, в которой оставалась горстка красноармейцев под командованием старшего лейтенанта Ивана Рябова. Она именовалась ротой, но это была уже горстка бойцов.

Пристанционный поселок несколько раз переходил из рук в руки. Кирпичное здание школы стало центральным пунктом сражения. Славная 307-я стрелковая дивизия, ее штаб, ее командир мужественный генерал М. А. Еншин были связаны со школой, со старшим лейтенантом Рябовым единственным проводом телефона. Трудно понять, как сохранилась эта нить — по ней не раз уже прошли самые новейшие танки «тигр», вся земля была переворочена разрывами мин и снарядов.

Находясь в одном из полков 307-й дивизии, я видел, как сражалась школа. Из окон, заложенных камнем и превращенных в амбразуры, вырывался огонь. По самому обычному типовому, вовсе не похожему на крепость зданию фашисты били с малого расстояния снарядами. Осколки кирпича летели, как брызги крови.

Школа держалась более двух суток. Она была как заколдованная. 9 июля переломился бой, враг был отброшен от станции.

В самый критический момент, когда уже казалось, что школу и ее редеющий гарнизон ничего не спасет, когда шестнадцать танков приближались к школе, в трубке полевого телефона едва расслышали голос старшего лейтенанта: «Держимся! Ждем залпа «катюш». Огонь на меня!»

Вместе с лавиной вражеского огня защитники школы приняли на себя безжалостный удар «катюш». Ведь нападающие были вокруг, в двух шагах. Залп «катюш» решил исход боя за школу, да и вообще за Поныри.

Оказалось, что в строю осталось только шестеро во главе со старшим лейтенантом Иваном Рябовым. Я встретился с ними…

С трудом выговаривая каждое слово, лейтенант дал мне, как теперь бы сказали, интервью. Мне не показались излишне пафосными его воспоминания о школе, которую он недавно закончил. Не об этой школе, но именно обо всем, что связано у юноши с понятием «школа».

Заметку в газете «Красная Армия» я так и назвал: «Школа Ивана Рябова». Шестнадцать танков врага сгорели на подступах к железнодорожной школе…

Это было 9 июля сорок третьего года…

Вот как запечатлен тот день в поэме «Поныри», написанной тогда же:

Шел бой на станции. Кругом
Железо, немцы, мертвецы.
Но новой школы красный дом
Решили не сдавать бойцы.

Окружены со всех сторон

Они сражались. Здесь был ад.
Но эта школа — детский сон,
Уроки, пионеротряд…

Что значило отдать ее?

Ведь это значило отдать
И детство светлое свое,
И нас оплакавшую мать.

В разбитый телефон сипя,

Кровь растирая на лице,
Огонь «катюши» на себя
Безусый вызвал офицер.

Лишь чудом он остался жив.

Что думал он в тот страшный миг,
Себя мишенью положив,
Какую мудрость он постиг?

Об этом я его спросил,

Когда он выполз из огня.
Он отвечал: «Я был без сил,
В кольце сражался я два дня,

Но я поклялся победить,

Разбить врага любой ценой.
Так жадно мне хотелось жить,
Что смерть не справилась со мной».

…Однажды ко мне в Москву приехали пионеры, учащиеся железнодорожной школы на станции Поныри (школа теперь в новом здании). Они привезли фотографию Ивана Рябова, подробно рассказали о нем. Они дружат с семьей старшего лейтенанта (он погиб в 1944 году в боях за Белоруссию и похоронен в поселке Вятка Гомельской области), свято чтут его память.

А там, где стояла школа, которую защитил Иван Рябов, поставлен монумент. Ребята подарили мне снимок: на камне строки из поэмы «Поныри»:

Здесь не было ни гор, ни скал,
Здесь не было ни рвов, ни рек.
Здесь русский человек стоял,
Советский человек.

4. Сколько осталось до Берлина?

Если меня спросите, что было самым трудным в работе корреспондента фронтовой газеты, не задумываясь, отвечу — связь.