Триневластная твердыняЗаневоленных сердецНекуда дремлюге ныне,Некуда от шумей деться:Мечутся они во стане,Ярествуют на грудиА в те дни смеясь предстанетВезич везей впереди!Бунь на поляне ЦветляныОсень взбежала — Олень,Только твои не сгубляныЯсовки яблочный деньТолько твои не срубляныБелые корни небес,Дивится делу Цветляна!Детская доля живес
Москва. 1913.
Грозува
Как ты подымаешь железо,Так я забываю слова,Куда погрохочет с отвесаГлухая моя булава?Как птицы, маячат присловья,Но мне полонянка — одна:Подымет посулы любовьяДо давьего дневьего дна.По крыльям железной жеравыСтекает поимчивый путь,Добычит лихие забавыЕе белометная грудь.Ветров перемерявши шелкомБеззвучии твоих глубину,Я вызвежжусь на небе желклом,Помолньями в мир полыхну —Чтоб ты, о печале Роксано,Вершала могучий потуст,Ничьею рукой не касанна,Ничьих не касаема уст.
Москва. 1912
Михаил Лермонтов
Быль несчастен: никем не видимо кривляясь, как червяк под пятою.
«Но под чадрою длинною
Тебя узнать — нельзя»
Видючи лукавые руки,Знаючи туманов цвет.Помнючи предсмертные муки,Слушайте звоночки монет[2]Блеянье бедного разбега(Нет, он теперь не высок!)Тлейте же волосы КазбекаСчесанные ветром на висок.Умыйница лиховеселья,На дикие радость-сердцаЗачем наступила газельяКак воды смутила зерцать?И медленна и желаннаИ хитростная — щедра —Со уст облетев — неустанноОпять налетала чадра?И тот, кто тлеет поверженЗа скальной, опасной тропойВинтовки промерянный стерженьОставил следить за тобой!Пройди к повороту и скройсяИз пыльных недель навсегдаИ день мой персидский утройся.И пеной покройтесь года!
Брегобег
Зазмеившись проплыла,Грозных вдаль отбросив триста,В море памяти скулаВ слезы взмыленная пристаньДаже высушена соль…Даже самый ветер высох,Но морей немая больЖелтым свистом пляшет в лицах.И в колени морякаОпрокинув берег плоский,Перережутся векаЧерным боком миноноскиУплывающим — приветОстающимся — прощеньеНас ни здесь, ни с теми нетМы — ведь вечности вращенье.