Отпустив такси на площади Сен-Мишель, я пошел пешком по набережной. Закатное солнце пылало на бледном зимнем небе, ледяной ветер гнал вдоль тротуара мертвые листья. Лавки букинистов все до одной были закрыты. Я прошел мимо старого дома на набережной Вольтер — поблизости не оказалось ничего подозрительного: ни стоящего автомобиля с седоком, ни праздного бродяги. Похоже, за домом никто не наблюдает. Я пошел обратно. В подъезде мне удалось не привлечь внимания консьержки. Мадам Артунян открыла мне сама и сразу узнала. Она была в черном.
— Входите, месье, — сказала она так, будто ждала меня. В холле горела всего одна тусклая лампа.
Следом за хозяйкой я прошел в памятную мне гостиную, где беседовал с её мужем — так давно это было, лет сто назад… Она опустилась в кресло с высокой спинкой и предложила мне сесть напротив. Снова я увидел сквозь мутноватые оконные стекла серую глыбу Лувра за серыми волнами реки.
— Мадам, я пришел, чтобы выразить вам соболезнование, — начал я, — Мне искренне жаль…
С людьми, у которых горе, я не очень умею говорить. Да и никто не умеет. К тому же её муж погиб по моей вине, и она, возможно, знала об этом. Но если и так, мадам Артунян никак себя не выдала.
— Благодарю, — произнесла она, — Для меня это горькая утрата. Мы прожили вместе почти пятьдесят лет. Он был прекрасный человек, настоящий джентельмен, — она употребила английское слово, поскольку по-французски нет эквивалента.
— Простите, что пришел без звонка, — сказал я, — Но тому есть причина. Скажите, полиция не…
Угадав мой вопрос, она покачала головой:
— Только первые дни. Потом меня оставили в покое. И пресса тоже. Я больше никого не вижу — только горничная приходит. Говорят, к этому привыкают…
Пронзительный гудок речного парохода прервал нашу беседу — совсем как в тот день, когда Арам Артунян своим мягким, гортанным голосом рассказывал мне об Андре Маршане.
— Я даже не успел поблагодарить вашего мужа за помощь в том деле, по которому приходил, вы помните?
— Конечно. Я уверена, что Арам помог бы вам с большой охотой — ведь он собирался познакомить вас с нашим добрым приятелем Альфредом Баумом. Он так сказал.
— Некоторым образом он это и сделал. Я действительно познакомился с господином Баумом.
— Вот как! А с его женой Эстеллой вы тоже встречались? Она моя близкая подруга.
— Нет, к сожалению. Ее не было дома, когда я заходил.
— Они оба уговаривали меня перебраться к ним после того, как случилось несчастье. Пожить у них, пока я не оправлюсь. Но я отказалась — мне кажется, будто здесь я ближе к Араму, вы меня понимаете? В Версале я бы чувствовала себя ещё более угнетенно. Поездом туда добираться так неудобно, правда? Или вы на машине?
— На машине, — ответил я, пытаясь привести в порядок смятенные мысли, — Вероятно, Бауму изрядно надоело ездить каждый день…
— Не скажите! — возразила мадам Артунян, — Ему все нипочем. Такой крепыш, воплощенное спокойствие и здоровье…
— Так оно и есть, — я старался поддержать разговор, не обнаруживая особого интереса к затронутой теме, — Между прочим, я куда-то задевал их телефон. Вас не затруднит…
— Нет, конечно, — она взяла со стола телефонную книжку, — Вот, записывайте.
— И адрес, пожалуйста.
— Версаль, Сите Пастер, шестьдесят семь.
— А они никогда раньше не жили на улице Этьен Марсель?
— Первый раз слышу. Нет, никогда.
— Что-то я перепутал.
Мадам Артунян предложила мне чаю, но я отказался и откланялся.
Пешком по озаренной бледным светом набережной, мимо дворца Бурбонов я дошел по левому берегу до Марсова поля. Оттуда до квартиры Изабел рукой подать. По дороге я пытался свести воедино противоречивый образ господина Баума — тощий и высокий, как запомнилось мне, и одновременно маленький крепыш, со слов мадам Артунян. Живет на улице Этьен Марсель и одновременно в Версале. Два разных человека?
Ветер был так резок, что пришлось поднять воротник. Шагая по улице Конвенсьон, я с неудовольствием признался себе, что выбора нет, придется-таки ехать в Версаль. По поводу неудобств этого путешествия я был полностью согласен с мадам Артунян.
В квартире Изабел я принял душ и переоделся. Когда вернулась хозяйка, мы с ней выпили виски с содовой, обсудили события дня. И отправились на Монпарнас, где — невероятная удача — нашлось место для парковки прямо напротив ресторана "Дом". Артур ждал нас в зале, допивая порцию виски и попыхивая трубкой. Столик он выбрал так, что ему виден был вход и тротуар снаружи. А позади — зеркальная стена. Изабел села напротив зеркала, спиной к залу. А мы с Артуром рядышком на банкетке, напротив нее. Ужин и вино заказали, не особо затрудняя себя выбором.
— Я прямо от Таллара, — сообщил Артур, — Передал ему твои условия. От себя ещё добавил, что если ему вздумается припрятать на себе магнитофон, то разговора не будет. Он понимает, как ты рискуешь, согласившись встретиться с коммунистом.
— Кем он все же меня считает?
— Представь себе — сотрудником британской разведки, который расследует обстоятельства смерти Андре Маршана, поскольку тот подозревается в шпионаже. Глупость, правда?