Летучая мышь

Его проницательный взгляд меня смутил. То ли этот хитрец пытается что-то у меня выведать, то ли уже знает о событиях прошлой ночи. Я решил довериться ему и рассказал о том, как накануне в ресторане за нами следил какой-то алжирец, о взрыве в квартире Изабел и о машине, поспешно отъехавшей от тротуара при моем приближении.

— Вы бы узнали этого человека из ресторана? — спросил Баум.

— Пожалуй, да. Если не сбреет усы и не изменит прическу.

— Покажу вам снимки, сделанные нашими сыщиками. Может, опознаете кого-нибудь, — прикрыв деликатно рот ладонью, Баум поковырял в зубах зубочисткой, — Хорошо бы установить связь автошколы Марсо с "Луной" и выйти на того, кто стоит за их спинами. Плясать мы должны от этой печки…

— Мне придется слетать на денек в Германию и на денек в Лондон, сказал я.

— Ничего не имею против, мы пока постараемся отыскать дом. И наведем справки в алжирском землячестве.

Принесли великолепный рокфор — он мгновенно исчез.

— Только не возвращайтесь самолетом — в аэропорту жесткий контроль, посоветовал Баум, доедая сыр, — Лучше всего через Бельгию по шоссе. Номер 365, пропускной пункт в Эргюлине. Там у вас проблем не будет, — он записал что-то в блокнот.

— Может оказаться полезным Шаван? — спросил я, — Как вы думаете? Ведь он был связан с Артуняном.

— Этот тип всегда полезен, когда нужно связаться с преступным миром. Но у вас другой случай. Знаете, в вашем деле я бы и родной бабушке не доверился.

— Так вы ему не доверяете?

— Никому я не доверяю, в том числе и вам. Профессиональная привычка. А что касается Альбера Шавана — и в полиции у него немало друзей, и в преступном мире. И те, и другие с ним считаются, даже уважают. Такие посредники существуют повсюду. Но есть одна тонкость — его собственный бизнес не совсем легален. Он сам из мафии и, стало быть, уязвим. И управляем. Неспроста вас взяли в оборот у самого его порога. Откуда узнали, что вы к нему собрались?

Я припомнил чернокожего охранника у входа в заведение Шавана — как он приплясывал от холода в своем длинном не по росту плаще. И двух молчаливых подручных с напомаженными волосами. Та ещё публика…

— Кстати, — прервал мои воспоминания Баум, — Кто такой Брансон?

— Расскажу, когда вернусь, — пообещал я.

— Мы заодно проверили и Робертона, — сказал Баум, — Таков порядок. Может, вам это интересно — он состоял в "Союзе молодых коммунистов", когда учился в лицее в Гренобле. Был членом троцкистской ячейки в Сорбонне. Теперь подвизается в крайне правой экстремистской националистической группе "Аксьон де ля Франс". Странные политические метания и довольно проворные для человека его лет — ему под сорок. Так не забудьте мне рассказать о Брансоне…

Сообщение о взрыве появилось в первых выпусках "Франс Суар" и "Монд" хорошо хоть, не на первых полосах. Я и так причинил Изабел множество хлопот — не хватало еще, чтобы газеты подняли шумиху. К счастью, репортеры пока не связали событие с английским посольством: просто взрыв в квартире по неизвестной причине, пострадавших нет.

— Тебе обязательно писать об этом? — спросил я Артура, когда мы встретились в его любимом баре.

— Конечно. "Рейтер" не может обойти этот случай, ведь Изабел английская подданная. Полиция утверждает, что была использована пластиковая бомба и, стало быть, это попытка убийства. Изабел все утро допрашивал полицейский инспектор. Такого не скроешь.

— Ну хоть смягчи как-нибудь, Артур, — попросил я.

— Попробую. Но боюсь оказаться в дураках: если не будет других новостей, то все газеты по обе стороны Ламанша распишут этот взрыв.

— О Господи, этого только не хватало!

Артур решил переменить тему:

— Как тебе Таллар? Какие у него были мотивы для встречи?

— Встреча прошла с пользой для меня, — сказал я, — Получил от него координаты одного любопытного парня в Кельне…

— Поедешь в Кельн?

— Завтра же. Оттуда в Лондон. Вернусь через пару дней. А насчет мотивов Таллара — у него их попросту нет. Мотивы есть у "нашей партии". У этой дамы все есть — мнения, познания и прочее. Таллар сам по себе не существует, он просто инструмент для исполнения пожеланий "нашей партии".

Вечером того же дня Изабел принесла то, что осталось от моих пожитков, в грязноватую гостиницу на Левом берегу. Бритвенный прибор уцелел, но весь оказался забит пылью.

— Остаться не могу, — сказала Изабел, — Меня ждет подруга. Поживу у нее, пока не уладится с моим жильем. Береги себя, милый.

Мы поцеловались, как всегда, нежно и она ушла.

Я достал из кармана бумаги, которые получил от Таллара. На одной странице — биография Иоханнеса Мюллера, на трех — материалы суда, в том числе множество подробностей о том, как жестоко он обращался с заключенными. И, наконец, указания, как обращаться с ним самим. Если попробует уклониться от беседы, проявить жестокость — это помогает. Он зациклен на двух вещах: страшится Божьего суда и уверен, будто стал жертвой судебной ошибки. Можно сказать, что меня прислал Рейналь. Можно предложить похлопотать за него — за Мюллера, то есть — перед международным судом. Естественно, на самом деле этого делать не следует.