— Чтооо? — И Павел подивился непредвиденному ходу Игоревой мысли. — Нашел кому рассказывать. Лучше бы мне рассказал. А то хранят тайны… — Ироничный взгляд нырнул вниз, и спохватившийся Павел обнаружил, что он машинальным, уже усвоенным от сотрудников "Витязя" жестом прикрыл разворот отчета.
— Зайдешь потом? Знаешь, где я? — Игорь улыбнулся и, словно забыв, что разговор шел про Лену, кивнул Павлу и отправился к окошку, за которым скучала предположительная Инна Марксовна. Вернувшись к отчету, Павел вздрогнул от ужаса: закрыв от Игоря страницу, он не заметил, что его рука испачкана в кондитерском креме, и теперь на секретной бумаге расплывалось жирное пятно. Густой мазок насквозь пропитал страницу под ссылкой "рисунок 3.1", выезжавшей на правое поле, и Павел представил, что скоро едкая субстанция разъест чернила. Это была середина отчета — семьдесят восьмая страница. Поставить пятно на какой-нибудь из последних страниц, куда никто не добирается, было бы не таким криминалом.
Работа была скомкана, и у него, сконфуженного, все валилось из рук. Как только ему выпал получасовой интервал, когда его некому стало бы искать, он отправился к Игорю.
Рыбаков занял просторный зал на третьем этаже соседнего здания, и Павел удивился, что пространство линовали высокие перегородки, как в вычислительном центре. Подвижный, уверенный в себе Игорь, картинно сродненный с серебристо-серой рубашкой, казался Павлу восхитительно стильным. Он провел друга к окну, где была ниша с горой книг, объясняя, что груды томов, журналов и брошюр — зародыш библиотеки, которую мечтает создать для подчиненных заботливый Рыбаков; что в этих академических завалах много трудов на английском, — Игорь, пролистав взятую наугад тарабарскую книжицу, продемонстрировал, что легко пользуется иноязычными источниками.
Потом разговор все-таки зашел о Лене.
— Не знаю, что делать, — говорил Игорь, разводя руками. — Как я должен себя вести, чтобы чужой человек не выкидывал цирковых фортелей? В доме психоз… родители и раньше недолюбливали Снежану, а теперь выставляют ее убийцей. А Снежана мне очень помогла. — Оживленное Игорево лицо на минуту замерло, окаменев в несимметричной гримасе. — После той истории.
Разговорный поток напоролся на преграду. Тактичный Павел опустил глаза.
— У меня похожий случай, — сказал он, имея в виду, что Анна Георгиевна недолюбливала Лиду, — это неприязненное отношение Павел, который хорошо знал мать, ощущал всей кожей.
В беспорядочной пирамиде среди синеватых книжиц и папок его бездумный взгляд наткнулся на узнаваемую тетрадку из зеленой бумаги — ту, которую Толмачев недавно держал в руке с рябыми, аккуратными до фанатизма ногтями.
— Это чье? — удивился он, потянув за потрепанный уголок. — Я у кого-то из наших видел… Ввозьму — спрошу?
Игорь великодушно разрешил:
— Бери. — И, покончив с ничтожным вопросом, он предложил: — А давай на дачу съездим? Я Снежану возьму, ты — свою. Познакомим их… раз у родителей такой бзик, — найдут общий язык.
У Игоревых родителей была в подмосковном поселке половина бревенчатого великолепия, в котором всегда певуче, отголосками семейных преданий, скрипели под ногами половицы. Павел с детских гостевых набегов обожал эту несимметричную, с пристройками и светелками, избу, окруженную участком, где росли корабельные сосны, где под ногами хрустели иголки и пахло хвоей.
— С радостью. — Он увидел в предложении Игоря призыв покончить с недоразумениями, — но потом осекся, вспомнив, с каким трудом Лида выгадывает минуты, вырываясь на прогулку. — Правда, у моей проблема… мать больная.
Но он уже завяз в счастливой идее: это был отличный повод, чтобы поставить их с Лидой отношения на другой уровень. Из уединения двух пар на пустой даче следовал вывод, который не требовал комментариев.
Они с Игорем, перейдя на шепот, стали наперегонки обсуждать, когда лучше ехать, что взять с собой и какие мелочи продумать, чтобы поездка удалась. Погруженный в любезные душе предчувствия Павел представлял Лиду, оторванную наконец от ее безжалостных долгов. У нее не хватало времени для свиданий, и ему, вынужденному приходить в гости в напоминающую лазарет квартиру, надоело сидеть на кухне рядом с соблазнительной девушкой и каждые пять минут терпеть ее отлучки к хозяйственным заботам. Он уже подружился с Лидиной матерью, Альбиной Денисовной, он приятельствовал с бойкой Ксюшей, рассыпавшей зазывные намеки, над которыми они с Лидой подтрунивали, но от добропорядочной идиллии ему хотелось утянуть Лиду в более романтичный антураж. Мечтая, он вернулся на рабочее место и только там обнаружил, что держит свернутую трубочкой зеленую тетрадку со строчками, которые характерно заваливались не вправо, как обычно, а влево.