Летучий корабль

— Ты что, из гаража? — она обмахнула ладонью лицо. — От тебя несет бензином. Фу.

Павел, угодивший из огня в полымя, выдохнул, разлепил губы и пробормотал: "кто бы говорил…" Лена впилась в него глазами.

— Где он? — спросила она трагически, не уточняя, что речь идет об Игоре. — Почему ты здесь? Вы же поехали вместе!

Павел считал неуместными разбирательства даже от человека, имеющего на вопросы об Игоре законное право, — в отличие от Лены, которая подобных прав не имела. Шагнув к дивану, он поморщился.

— У меня дела, а у него нет.

Его страдальческая гримаса не укрылась от Лены, заломившей худые руки.

— Господи, ну какие у тебя дела? Как ты мог!.. — Она заходила по комнате. — Как ты мог его оставить?

— Может, сядешь? — попросил Павел уныло.

— Не сяду! — она задохнулась от возмущения. — Ты… я тебя знать не хочу!

Ореол золотистых волос с негодованием проследовал мимо. Павел наконец расслабился и опустился на диван. Женственный Ленин голосок задел натянутые нервы, которые, уже ошпаренные Машиными глазами, заныли теперь на грани сладкого, мучительного блаженства. Он даже размяк и по случаю вспомнил, что Анна Георгиевна месяц кряду убеждала его пойти на свадьбу к бывшей соседке — Ирине; он долго отказывался от этой чести, но сейчас, затосковав, понял, что настоящая жизнь проходит мимо него, неуклюжего увальня-крепыша, который мается бессмысленными выходками вроде прыжков с парашютом, и его остро потянуло на праздник и на сопутствующие приключения — подальше от Машиных глаз, которые и ночью, когда он заснул, будто сверлили впечатлительного Павла.

Иринина свадьба, на которую он добросовестно явился, была через несколько дней; в ноздри Павлу, когда он вошел в просторную, как аэродром, квартиру, ударили запахи ванили, маринада и жареной курицы. Гостю некуда было приткнуться: одну комнату, превращенную в склад, занимали продуктовые упаковки; во второй комнате было застолье; в третьей, заходясь икотой, рыдала женщина с багровым лицом; в четвертой на двуспальной кровати высилась гора гостевых сумок и плащей. Заметив, что Павел дичится, Иринина мама, Раиса Кузьминична, усадила его рядом с собой у двери.

— Славный парень — указывала она на счастливого жениха. — Принцессу нашу любит, взбрыки ее терпит. Ты знаешь — ее не всякий выдержит.

Возбужденная принцесса напоминала мокрого павлина. Краем уха Павел выслушивал обожающую сплетни Раису Кузьминичну и скоро знал, что Иринин жених — переводчик, свекровь — научный сотрудник в музее, а свекор — искусствовед, но усатого мужчину с хорошей выправкой Павел счел искусствоведом, про которых говорят "в штатском". Чувствовалось, что новая Иринина семья существует в другой, непривычной среде, которую Павел, активно отторгаясь от замешенного на "деловых" отношениях стяжательства, не одобрял. Раиса Кузьминична запела про длинноносую свидетельницу и поведала жуткую историю о лечении от экземы. Павел, проклиная минуту слабости, которая привела его в вертеп, готовил выражения, которыми намеревался снабдить отчет для Анны Георгиевны. Потом позвонили в дверь, Раиса Кузьминична вскочила к очередному гостю и замешкалась в прихожей. Выглянув, Павел мельком увидел что-то буднично-кухонное и решил, что соседи пришли жаловаться на музыку или кто-то явился за луковицей. Он отвернулся и разобрал только, что Раиса Кузьминична восклицала, дергая пришедшую за руку:

— Зайди, Лида! Поешь, поздравь!

Это оказалась молодая девушка в байковом халатике с васильками. Медовые волосы, постриженные в каре, были забраны за ухо с одной стороны, а с другой закрывали щеку. В серых глазах таился скрываемый смех. Павел даже пожалел, что залетная птица сразу исчезнет, захватив соль или луковицу, но, к его удивлению, новая гостья скоро сидела рядом с Павлом. Под немыслимый рев девушка быстро опустошила тарелку, на которую Раиса Кузьминична сгребла яства со всех блюд подряд: салаты, копченую рыбу, соленые грибки. Павел близким локтем чувствовал ровную, немного отрешенную собранность. Раиса Кузьминична предложила девушке вина, но та твердо проговорила "нет", и Павел полез через чью-то лысину за кислотным "дюшесом".

Потом Лида заправила волосы за ухо и поблагодарила хозяйку. Раиса Кузьминична опять засуетилась у двери.

— Паша! — позвала она. — Помоги, милый!

Она провожала Лиду, пытаясь совладать с авоськами, банками и баночками. Здесь было все, что дачники навязывают знакомым, чтобы не выкидывать в помойку.

— Не бойся, не последние, — Паша донесет.

Лида посмотрела на Павла, улыбнулась, и он отметил особенность ее алебастрового лица — незаметную носовую складку, отчего линия губ, когда она улыбалась, походила на виньетку.

Завербованный грузчик зашагал за Лидой вниз. Девушка не оборачивалась, и перед Павлом маячил ее медовый затылок. Она остановилась у двери с драной обивкой, где из прорех торчала вата, вошла в прихожую и, мелькнув голым коленом, отшвырнула лежащую на полу тряпку. Тошнотворный, как в подворотне, запах неприятно поразил Павла.