Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт

– Прекрасно вы знаете, что это, – ответила дама с бюстом. – Вы еще ее не подписали, а подписать надо. Доктор Буйян сказал, вы должны ее подписать.

– Я думаю, мне необходимо второе мнение, – сказал Кляйнцайт.

– Доктор Буйян и есть второе мнение. Первым был доктор Розоу. Помните?

– Пытаюсь, – ответил Кляйнцайт.

– Тогда подписывайте, и дело с концом. Вы, знаете ли, не один пациент в этой больнице. Операционные бронируются на недели вперед, персонал занят день и ночь. Могли бы выказать и побольше соображения, сдается мне.

– У меня навалом соображения, – ответил Кляйнцайт. – Я соображаю в гипотенузе, асимптотах и стретте. Тут есть что соображать. Я хочу сохранить свой угол прямым даже при перекошенной гипотенузе, я хочу, чтобы мои асимптоты приближались к изгибу, пусть даже они никогда не встретятся, я хочу, чтобы моя стретта осталась при мне, даже если она больше не может регулировать поступление вводных. Я хочу вспомнить себя.

– Мама дорогая, – сказала дама с бюстом. – Думаю, вас положили не в ту больницу. Оставляю это пока у вас и приду попозже.

Бумага осталась, дама с бюстом ушла. Кляйнцайту требовалось двинуть кишечником. Ум его сел на койке, а сам он остался лежать. Кляйнцайт позвонил сиделке. Она пришла, задернула шторки, помогла ему с судном.

XXXIX. Орфей ли я?

После ужина Кляйнцайт уснул, проснулся, увидел, что рядом стоит Сестра, запыхтел чаще. Такое вообще было когда-нибудь, подумал он, что я видел ее голой при свете газового огня, что мы предавались любви, что я был с ней Орфеем, гармоничным и глубоким? Теперь я даже посрать не могу без профессиональной помощи.

Сестра задернула шторки, обняла его, поцеловала, заплакала.

– Что будешь делать? – спросила она.

– Помнить, – ответил Кляйнцайт. – Вспоминать себя.

– Герой, – произнесла Сестра. – Кляйнцайт и впрямь означает «герой».

– Или трус, – сказал Кляйнцайт. Сестра еще поплакала, опять поцеловала его, вернулась к своим обязанностям.

Тусклый свет, поздний час. Кляйнцайт перекатился, пошарил под койкой. Пс-ст, произнес он. Ты там?

Ху ху, отозвалась Смерть, схватила его руку черной косматой лапой. Еще друзья?

Еще друзья, ответил Кляйнцайт.

Я не пыталась с тобой ничего сделать, сказала Смерть. Просто напевала себе под нос, честно.

Я тебе верю, сказал Кляйнцайт. Бывает.

Чем-нибудь могу помочь? – спросила Смерть.

Не прямо сейчас, сказал Кляйнцайт. Просто, знаешь, далеко не отходи.

Обслуживание круглосуточное, сказала Смерть.

Кляйнцайт вновь перекатился на спину, поглядел в тусклый потолок, закрыл глаза. Расскажи мне еще про Орфея, сказал он. Орфей ли я?

Я, повторил Лазарет. Я, я, я. Какая все это ерунда. Как какой-то Я может быть Орфеем? Даже Орфей не был Я. Я нечего здесь делать. Понимание твое не так крепко, как я думал.

Я нездоров, сказал Кляйнцайт. Будь со мной терпелив.

Терпеливей меня ты никого не найдешь, сказал Лазарет. Терпение – мое отчество.

А крестили тебя как? – спросил Кляйнцайт.

Я не христианин, ответил Лазарет. Терпеть не могу все эти новомодные религии. То была просто фигура речи, у меня нет ни имени, ни отчества. У нас, у больших, обычно только одно: Океан, Небо, Лазарет и так далее.

Слово, сказал Кляйнцайт. Подземка.

О да, промолвил Лазарет.

Расскажи мне еще про Орфея, попросил Кляйнцайт.

Когда Орфей всего себя вспомнил, сказал Лазарет, члены его сошлись воедино так гармонично, что он заиграл на своей лютне и запел с громадной силой и красотой. Никто никогда не слышал ничего подобного. Деревья и все такое, знаешь, даже камни, они просто срывались с места и перемещались туда, где он. Иногда за камнями и деревьями Орфея было и не разглядеть. Он настроился на большие вибрации, видишь ли, он и песчинки, и частички облаков, и цвета спектра – все вибрировали едино. И конечно, от этого он стал невообразимым любовником. Кришна с его пастуш́ ками Орфею и в подметки не годился.

А как же Эвридика? – спросил Кляйнцайт. Как они встретились? По-моему, ни в одной истории про это не рассказывается. Я знаю только, что она отправилась в Подземное царство после того, как умерла от укуса змеи.

Снова школярская чепуха, сказал Лазарет. Орфей встретил Эвридику, когда проник в нутро всего. Эври-дика была там, потому что там она жила. Ей не нужно было змеиного укуса, чтоб туда отправиться. Орфей силой своей гармонии пронзил мир, попал в нутро всего, в то место, что под местами. Подземное царство, если тебе угодно так его назвать. И там нашел Эвридику, женскую стихию, дополняющую его самого. Она была Инь, он был Ян. Что может быть проще.

Если она жила в Подземном царстве, зачем ему понадобилось ее оттуда выводить? – спросил Кляйнцайт.

А, сказал Лазарет. В том-то и суть орфического конфликта. Оттого-то Орфей и стал тем, что есть, вечно в настоящем, никогда в прошлом. Оттого-то упрямая слепая голова вечно плывет через океан к устью реки.

Отчего? – спросил Кляйнцайт. В чем конфликт?