Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт

– Похоже, я вязну все глубже, – произнес Кляйнцайт. – Когда я только сюда лег, у меня были только гипотенуза и диапазон. А теперь еще и асимптоты.

– Мой дорогой мальчик, – сказал доктор Розоу, – такие вещи от нас не зависят, знаете ли. Приходится иметь дело с тем, что поступает, и справляться по мере сил. У вас, во всяком случае, пока не наблюдается никаких квантов, и, могу вам сказать, это уже удача. Время покажет, нужна ли асимптоктомия, однако если и до нее дело дойдет, ничего страшного. Мы их вынем – и глазом моргнуть не успеете, и на ноги вы встанете уже через четыре или пять дней.

– Но я и так был на ногах, пока вы не начали всю эту чехарду, – произнес Кляйнцайт. – Вы сказали, что хотите взять всего лишь несколько анализов. – Он один, осознал он. Все ушли какое-то время назад. Шторки раздвинули.

– Дела, – произнес Шварцганг из-под своих трубок, насосов, фильтров и конденсоров.

– Да, – сказал Кляйнцайт. – Вот такие дела. – Неожиданно ему стало боязно за Шварцганга. Он даже не заметил, останавливался ли доктор Розоу у койки старика, сказал ли ему или про него хоть слово.

– Вы в норме? – спросил он.

– Можно ожидать, – отозвался Шварцганг. Его вспыхи выглядели ничуть не медленнее прежнего и столь же постоянно. Вся аппаратура, казалось, работает как полагается.

– Хорошо, – сказал Кляйнцайт. Он проверил все соединения аппаратуры Шварцганга, удостоверился, что монитор воткнут в розетку надежно.

Вновь объявилась дневная медсестра.

– Вам полагается по три дважды в день, – сказала она.

– Ну да, – сказал Кляйнцайт, проглотил свой «Нас-3ой».

– И не вставайте, – сказала медсестра. – Больше никаких прогулок.

– Ну да, – ответил Кляйнцайт, отнес одежду в ванную, надел ее и испарился через пожарный выход.

XXII. Семь фруктовых булочек

Кляйнцайт вошел в Подземку, сел в поезд, сошел на одной из тех станций, что ему нравились, прогулялся по коридорам. На блок-флейте играл старик. Кляйнцайту не полюбилась его манера, он все равно дал ему пять пенсов. Затем пошел меж стен и шагов, иногда глядя на людей, иногда нет.

Перед собой он увидел рыжебородого человека, который ему как-то раз приснился. Кляйнцайт заметил, как тот бросил на пол лист желтой бумаги, потом еще один, прошел за ним в поезд, доехал до следующей станции, следовал за ним дальше по разным поездам и коридорам, заметил, что рыжебородый вознамерился возвращаться, подобрал лист желтой бумаги, что-то написал на нем и выронил снова.

Кляйнцайт подобрал бумагу, прочел:

Взбучка завтра в раскладе.

Он сунул бумагу в карман, поспешно догнал рыжебородого человека.

– Простите, – произнес он.

Рыжебородый глянул на него, не замедляя шага.

– Прощен, – ответил он.

У него был иностранный акцент. Кляйнцайт вспомнил, что во сне рыжебородый говорил с таким же акцентом.

– Вы мне снились, – сказал Кляйнцайт.

– За это денег не берут, – сказал Рыжебородый.

– Можно и побольше сказать.

– Только не мне. – Рыжебородый отвернулся.

– Тогда мне, – сказал Кляйнцайт. – Можно купить вам кофе?

– Если деньги есть, купить можно. Я не говорю, что стану его пить.

– А выпьете?

– Я фруктовые булочки люблю, – сказал Рыжебородый.

– Тогда с фруктовыми булочками.

– Идет.

Они вошли в кофейню, выбранную Рыжебородым. Кляйнцайт купил четыре фруктовых булочки.

– А ты фруктовых булочек не будешь? – спросил Рыжебородый.

Кляйнцайт купил пятую фруктовую булочку и два кофе. Они сели за столик у окна. Рыжебородый положил свою скатку и хозяйственные сумки в угол за стулом. Пока пили кофе и ели фруктовые булочки, оба пялились на улицу. Кляйнцайт предложил сигарету. Прикурили, глубоко затянулись, выдохнули дым, вздохнули.

– Вы мне снились, – снова сказал Кляйнцайт.

– Я уже сказал, денег за это не возьму, – ответил Рыжебородый.

– Давайте без обиняков, – сказал Кляйнцайт. – Что это с желтой бумагой?

– Ты из полиции?

– Нет.

– Значит, просто наглеешь. – Рыжебородый пристально посмотрел на Кляйнцайта. Глаза у него были яркосиние, непреклонные, как у куклы. Кляйнцайт подумал о голове пупса на пляже, стихийной, как море, как небо.

– Пару недель назад я подобрал лист желтой бумаги, – сказал Кляйнцайт. – На нем я написал человека с тачкой, полной клади.

– Тучкой, полной градин, – поправил Рыжебородый, не отводя взгляд.

– «Взбучка завтра в раскладе», – произнес Кляйнцайт. – Что это значит?

Рыжебородый отвернулся, уставился в окно.

– Ну?

Рыжебородый помотал головой.

– Вы являетесь у меня в голове, – сказал Кляйнцайт, – и говорите: «Ты кончай тут со мной придуриваться, приятель».

Рыжебородый помотал головой.

– Ну? – спросил Кляйнцайт.

– Если ты мне снишься, это мое дело, – произнес Рыжебородый. – Если я тебе снюсь, это твое дело.

– Слушай сюда, – сказал Кляйнцайт, – это ты кончай тут со мной придуриваться, приятель. Со своими отъявленными притязаниями.

– Это как это, «притязаниями»?

– Ну а что это еще, хотел бы я знать, – ответил Кляйнцайт, – когда ты ходишь да раскидываешь всюду желтую бумагу, чтоб потом из моей пишущей машинки вылезли тачки с кладью, а мне на работе дали бы под зад.