Читаем Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт полностью

Рыжебородый вынул из хозяйственной сумки всю желтую бумагу, метнул ее через парапет так, что она разлетелась широко, спархивая на отливную жижу.

Себя, а не меня, завопила бумага. Над нею закружили чайки, отвергли ее.

Рыжебородый покачал головой, вынул из другой хозяйственной сумки бутылку вина, отошел к скамейке, принял позу бродяги-с-бутылью-вина.

Это был твой последний шанс, сказала бумага, лежа на жиже. Больше никакой тебе желтой бумаги.

Рыжебородый кивнул.

А что б могли мы сделать вместе! – произнесла бумага, слабея голосом.

Рыжебородый покачал головой, вздохнул, откинулся назад, хлебнул вина.

XXVIII. Стретта

– Вы изумительно идете на поправку с «Нас-3оем», – произнес доктор Розоу. Мягти, Складч и Кришна по виду были довольны ничуть не меньше. – Диапазон почти в норме. Вот они все вместе, шторки вокруг койки Кляйнцайта задернуты, остальной мир отгорожен. Все они вообще-то за меня, подумал Кляйнцайт в штанах от своей авантюрной пижамы. Они мне как отец и три брата. Он благодарно улыбнулся, преисполненный нежности к докторам Розоу, Мягти, Складчу и Кришне.

– Как там результаты Шеклтона-Планка? – спросил он. – Боюсь, гипотенуза не желает поддаваться, – ответил доктор Розоу. – Неподатлива у вас гипотенуза, перекошена больше обычного. – Мягти и Складч покачали головами от тщетности попыток урезонить гипотенузу.

Кришна пожал плечами, словно бы полагая, будто против гипотенузы можно перекоситься больше, чем вперекос.

Вы ведь поговорите с гипотенузой, правда? – взглядом спросил Кляйнцайт. Заставите ее хорошо себя вести?

Щелк, сказала Память. Выиграли еще: задира с мерзкой харей, который каждый день грозил вам кулаком и поджидал после школы. Однажды вы с ним сцепились, но быстро сдались. Вот он, уже не потеряется: Фолджер Буйян, отныне снова ваш. Фолджер корчил рожи, щерился желтыми зубами, тряс кулаком, одними губами произносил: сцапаю тебя после школы.

Спасибо, поблагодарил Кляйнцайт. У меня и впрямь богатые воспоминания: похороны отца, задушенный котяра, Фолджер Буйян. Было и кое-что еще, правда же? Что-то, когда это было? В тот день, когда умер толстяк, М. Т. Поппс.

Не жадничай, сказала Память. Этого тебе пока не полагается.

– И разумеется, – произнес доктор Розоу, – гиперболо-асимптотическим пересечением теперь объясняются ваша потеря тангажа и двенадцатипроцентная полярность. – Лица Мягти, Складча и Кришны показали, что их это не удивляет.

– И кванты, – сказал доктор Розоу. Кляйнцайт теперь рассматривал кванты как армию муравьев-воинов, пожирающих все на своем пути. – Там, где у вас асимптотическое пересечение, можете быть уверены – кванты окажутся неподалеку, – продолжал доктор Розоу. Больше похожи на тех жутких охотничьих собак, что живьем сжирали гну, подумал Кляйнцайт. Мягти, Складч и Кришна пометили себе.

– Да, – сказал доктор Розоу. – Сейчас все становится по местам, и следует ожидать закупорки стретты. Я б сильно удивился, если бы на этой стадии не закупорилось.

Может, я и трус, подумал Кляйнцайт, но в конце концов – мужчина и не могу безропотно сносить всю эту стретту. Он попробовал возроптать.

– Прежде никто ничего о стретте не говорил, – произнес он. Какой смысл, подумал он. Я сам себе напророчил эту стретту, а даже не знаю, где она или что делает.

Никто не удосужился ответить. Из обычной порядочности все дружно отвернулись от Кляйнцайтова испуга.

– Ну хорошо, – произнес доктор Розоу. – Будь вы на двадцать лет старше… Сколько вам сейчас?

– Сорок пять. – Ему на ум вновь пришел кот. Двадцать лет как сдох.

– Так, – сказал доктор Розоу. – Будь вы на двадцать лет старше, я бы сказал – живите с этим, знаете ли. Диета и так далее. Зачем в таком возрасте наказывать свое нутро. Но раз так, то я не против схватиться с этой штукой пораньше, если это значит, что сейчас у нас положение лучше для того, чтобы позже избежать нескончаемого регресса.

Раньше, позже, подумал Кляйнцайт. Я уже сейчас ощущаю в себе нескончаемый регресс.

– С какой это штукой? – спросил он.

– Как раз к этому подхожу, – ответил доктор Розоу. – Я за полную зачистку: долой гипотенузу, асимптоты и стретту, пока они снова не взбрыкнули. Хотят грубой игры – что ж, мы сыграем грубо. – Блеском в глазах Мягти, Складч и Кришна показали, что дерзость доктора Розоу вызывает у них уважение.

– Долой, – повторил Кляйнцайт. – А что они делают? В смысле, их же для чего-то туда поместили? – Сорок пять лет они в организации, подумал он. А теперь ни с того ни с сего: большое спасибо и всего хорошего. С другой стороны, очень мало сомнений в том, что они решили меня доконать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Скрытое золото XX века

Горшок золота
Горшок золота

Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться. В 2019-м мы решили подарить нашей аудитории самую знаменитую работу Стивенза – роман, ставший визитной карточкой писателя и навсегда создавший ему репутацию в мире западной словесности.

Джеймз Стивенз , Джеймс Стивенс

Зарубежная классическая проза / Прочее / Зарубежная классика
Шенна
Шенна

Пядар О'Лери (1839–1920) – католический священник, переводчик, патриарх ирландского литературного модернизма и вообще один из родоначальников современной прозы на ирландском языке. Сказочный роман «Шенна» – история об ирландском Фаусте из простого народа – стал первым произведением большой формы на живом разговорном ирландском языке, это настоящий литературный памятник. Перед вами 120-с-лишним-летний казуистический роман идей о кармическом воздаянии в авраамическом мире с его манихейской дихотомией и строгой биполярностью. Но читается он далеко не как роман нравоучительный, а скорее как нравоописательный. «Шенна» – в первую очередь комедия манер, а уже потом литературная сказка с неожиданными монтажными склейками повествования, вложенными сюжетами и прочими подарками протомодернизма.

Пядар О'Лери

Зарубежная классическая проза
Мертвый отец
Мертвый отец

Доналд Бартелми (1931-1989) — американский писатель, один из столпов литературного постмодернизма XX века, мастер малой прозы. Автор 4 романов, около 20 сборников рассказов, очерков, пародий. Лауреат десятка престижных литературных премий, его романы — целые этапы американской литературы. «Мертвый отец» (1975) — как раз такой легендарный роман, о странствии смутно определяемой сущности, символа отцовства, которую на тросах волокут за собой через страну венедов некие его дети, к некой цели, которая становится ясна лишь в самом конце. Ткань повествования — сплошные анекдоты, истории, диалоги и аллегории, юмор и словесная игра. Это один из влиятельнейших романов американского абсурда, могучая метафора отношений между родителями и детьми, богами и людьми: здесь что угодно значит много чего. Книга осчастливит и любителей городить символические огороды, и поклонников затейливого ядовитого юмора, и фанатов Беккета, Ионеско и пр.

Дональд Бартельми

Классическая проза

Похожие книги

Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза