Лев Гумилев

Между тем «парад суверенитетов» не был запрограммирован в ходе этногенеза. Его вполне можно было бы избежать, если бы вполне сознательно не игнорировался сам факт существования в стране разных этносов со своими традициями и стереотипами поведения. В результате процесс распада стал необратимым, а на окраинах дезинтеграция стала усугубляться еще одним негативным обстоятельством. Местными национальными движениями политика правящей элиты стала восприниматься как русская национальная политика. Такая аберрация — величайшее заблуждение, ибо русские точно так же были лишены возможности проводить свою национальную политику, как и все другие народы. Оптимальным же вариантом этнического взаимодействия Гумилёв по-прежнему считал симбиоз : когда этносы живут рядом и порознь, сохраняя мирные отношения, но не вмешиваясь в дела друг друга.

Гумилёва спрашивали: «Выходит, распад Советского Союза — благо для его народов?» Он отвечал: «Отнюдь нет. Говоря "порознь", имею в виду не государственное устройство. Оно может быть любым, и от этого мало что зависит. Можно перестроить министерства, можно их ликвидировать и создать новые. Но если в них сидели, грубо говоря, жулики, то они будут жульничать под новой вывеской и ничто в нашей жизни не изменится. Корень проблемы — в людях, в их реальном поведении — вот что надо менять. Поведение человека — стихия этническая. Оно формируется возрастом этноса и его связями с родным природным ландшафтом. Возраст этноса определяет его силы, энергетическое наполнение, а значит, и способность действовать. <…> Не считаю возможным заменить политиков и не знаю, что тут делать. Но как ученый знаю, чего делать не надо, чтобы с большей вероятностью избежать этнических конфликтов. Не нужно навязывать людям других этносов не свойственный им образ жизни. Не нужно обижать людей, наклеивая ярлыки только потому, что их поведение отличается от нашего. Не нужно исходить из мифологических представлений о сути этнических процессов и строить в соответствии с этим практическую политику. Не нужно заставлять всех жить вместе. Лучше порознь, зато в мире».

Совершенно категорично высказался Гумилёв и об интернационализме: «<…> Термин "интернационализм” вторичен. Нациями, первоначально, в IХ веке, европейские народы называли сами себя. С распространением европейского образования термину "нация" придали иной смысл – социальный и стали называть так не только европейские народы. Латинское же "интер" означает "между". У нас 70 лет вкладывали в этот термин вульгарное содержание, считая, что интернационализм – это сознательное игнорирование этнических различий ради классовых. Стремились всех уравнять, при вести к одному знаменателю. Но если предположить, что нет этносов, то и интернационализма быть не может. Мне кажется, нужно говорить не о "принципе интернационализма", а о знании, ученых и искусстве политиков, которые помогали бы налаживать отношения между народами».

Современный этап исторического развития России Гумилёв связывал с инерционной фазой этногенеза, переходящей в фазу обскурации (омрачения и затухания) . Делалось это в основном путем сопоставления сходных периодов в анналах мировой истории. Однако выводы читателям предлагалось делать самим. Типичными в данном плане представляются размышления на сей счет, содержащиеся в посмертно изданной книге «Конец и вновь начало» (М., 1994). Страшнее всего, считал Лев Николаевич, те изменения, которые происходят внутри самой этнической системы в инерционной фазе. Ибо не следует забывать и о субпассионариях. В фазе подъема они были совершенно не нужны и не ценились вовсе. Затем, во время акматической фазы, их использовали как пушечное мясо и ценили очень мало. А вот в инерционное, тихое время начинают возникать теории о том, что всякому человеку надо дать возможность жить, человека нельзя оставить, человеку надо помочь, надо его накормить, напоить, ну а если он не умеет работать, что ж — надо научить, а если он не хочет учиться, — ну что ж, значит, плохо учим. Словом, самое главное — человек, все для человека. «Поэтому в "мягкое" время цивилизации при общем материальном изобилии для всякого есть лишний кусок хлеба и женщина», — заключал Гумилёв.