Лев любит Екатерину

Он приходил, сидел на лавке, беседовал о делах. Часто играл с Егоркой. Загодя догадываясь, когда будет гость, Лиза начинала стряпать, и выходило, что генерал всегда оказывался у нехитрого стола. Пробавляясь без кухарки, он ел урывками, и потому домашняя каша выглядела райским кушаньем. Павел поглощал ее без смущения, а потом начинал мучиться совестью и посылал Лизе гарнизонные харчи.

И все бы славно, если бы не вести о Самозванце. Еще вчера говорили: он разбит. Бежал чуть не вплавь через Волгу. С ним горстка людей. Поимка – дело пары суток. И вдруг казачий разъезд наткнулся на огромную толпу смутьянов всего в двенадцати верстах от города.

В Казани насчитывалось полторы тысячи солдат и шесть тысяч жителей. Утром одиннадцатого июля полковник Толстой во главе Конного Легиона поскакал навстречу мятежникам, надеясь рассеять их одним грозным видом. Но Легион был собран на средства помещиков и ни в какое сравнение с регулярными войсками не шел. В коротком сражении Толстой пал, а его люди были разогнаны. После чего Самозванец торжественно приблизился к берегу Казанки, встал лагерем у Троицкой мельницы, а на вечерней заре прокатился под стены города показать себя.

– Сдавайтесь! – кричали сопровождавшие его казаки. – С нами двадцать пять тысяч!

Они, конечно, врали. Но шайка собралась огромная. В несколько дней Злодей нарастил на казацких костях крестьянское мясо. Его ждали. Точили ножи, прятали кистени по амбарам. Наконец, после башкирских деревень да горелых заводов, бунтовщики явились в хлебный край, сытная благодать которого кормила не все рты. Самозванец обернулся так быстро, что многие помещики не успели покинуть имений и были либо повешены, либо сожжены вместе с домами. Крестьяне начинали волноваться от одного имени государя Петра Федоровича, хватались за дубины и, покончив с хозяевами, всем миром выступали встречать царя-батюшку.

Иное дело города. Сто лет назад, когда по Волге гулял Разин, низовая голытьба сама открывала ему ворота. Много было недовольных, много нищих. Теперь речные города забогатели, расстроились, слободы вываливались за стены, как купеческое пузо за ремень. Вросли в берега, торговали и не хотели впустить в себя мужицкую армию.

Ночь дал Самозванец Казани на раздумья. Утром назначил штурм. Чуть только расцвело, потянулись по Арскому полю возы сена, за которыми прятались мятежники. Между ними катили пушки. На предместье Пугачев выслал целую толпу безоружных крестьян с палками. Мужики трусили, вперед их гнали только казацкие нагайки. Но этой сволочи было не жаль, потому и подвел ее Злодей под самую казанскую батарею.

От выстрелов полегли многие, но еще больше скатилось в овраги и по ним пробиралось вперед, пока у самой кромки домов не наткнулось на учеников благородной гимназии. При них была пушка, но стрелять они не умели. Их разогнали кулаками и заняли летний губернаторский дом, в ворота которого вкатили отбитую мортиру и пошли палить вдоль улиц.

Предместье пало, не успев сдаться.

С правого крыла разгорелась схватка в Суконной слободе. Суконщики – народ драчливый, большей частью кулачные бойцы – не хотели отдать ни своих дворов, ни складов, ни товара. И хотя многое было уже перетащено в крепость, но ведь рубленый дом туда не втиснешь! Здоровенные дядьки сомкнулись за спинами бегущих гимназистов, не позволяя нападавшим их преследовать. Началось побоище. Лупились азартно. С бранью и хохотом. Мозги вышибали и то с прибаутками.

Но Пугачев тем временем велел вкатить пушки на Шарную гору и оттуда жахнул картечью. Суконным мастерам пришлось отступить. Много осталось на земле пришлых, но и кулачные бойцы понесли потери. Слобода занялась огнем. Все, кто не успел укрыться, бежали к кремлю. На их спинах злодеи ворвались в город.

У самого моста им навстречу вышел седобородый дед в чудном старинном платье – живая казанская достопримечательность, стадесятилетний петровский гренадер Кудрявцев. Отослав внучат в крепость, он отказался идти с ними, говоря, что крепко пожил, пора и честь знать. Нацепив на худые плечи свой прежний мундир, кое-где слежавшийся до продольных дыр, и привесив награды, он взял икону и встал посреди улицы.

– Сынки! Не трогайте город! Не пригоже это! – голос у старого вояки оказался зычный и минутами перекрикивал артиллерию. – Вы же русские люди! Вспомните о Боге! Разве шведы кругом?

На него наскочили казаки и зарубили парой ударов. Лиза с крепостной стены видела, как упал Кудрявцев, и закричала. На что она только не насмотрелась! Но убить того, кто и так почти в могиле, представилось ей каким-то новым, кощунственным злодеянием.

Между тем мятежники были уже в городе, который горел с разных концов. Грабили дома и лавки, врывались в церкви, обдирали иконы, натягивали на себя поповские стихари или богатые женские платья и в таком виде бегали по улицам с криками и резали всех, кто попадался дорогой.