Лев любит Екатерину

– Ни слова. Молчи, пока я тебя не спрошу, – и отвернулась к окну.

Прошло около получаса, прежде чем она осведомилась:

– Что за бумага торчит у вас из кармана?

– Никита Иванович подготовил кое-какие документы касательно полномочий своего брата. Если вам будет угодно принять его предложение.

Екатерина фыркнула.

– А беловик рескрипта о назначении он тоже написал?

Григорий кивнул.

– Быстро ведет игру. С напором. – Она снова отвернулась к окну. – Мы не поспеваем.

Потемкин молчал. Он не знал, что сказать. Внимательно следил за императрицей. В интригах Гриц был еще новичком и понимал далеко не все. Екатерина вытянула руку вперед и требовательно пошевелила пальцами. В ее ладонь легли скатанные трубкой бумаги. Несколько минут она читала. Спокойно, без комментариев. Потом ее лицо от подбородка начало наливаться краской гнева. Документы всей стопкой полетели в угол кареты. И снова ни слова не было сказано. Лишь когда щеки государыни приобрели естественный цвет, Като заговорила, но ее голос звенел от негодования:

– Граф Панин хочет сделать братца диктатором! Власть над воинскими командами. Над жителями и судами. Право схватить любого и даже казнить. И это в Московской, Нижегородской, Казанской и Оренбургской губерниях! Не широко ли лапищи расставил?

Потемкин был согласен с ней, но пока предпочитал послушать, а не высказывать собственного мнения.

– Что, если я это приму? – рассуждала Екатерина. – Кто убережет меня от заговора? Имея в руках целую армию и такие полномочия, Петр Панин посадит на престол моего сына, а мы и глазом не успеем моргнуть.

– А если вы откажите Панину? – осторожно подал голос Григорий.

– Нет, – отрезала она. – Это невозможно. Меня понудят его назначить. Никита Иванович подготовил общественное мнение. Все в один голос требуют покорителя Бендер! Будто других командующих нет! Посылая Бибикова, я еще могла выбирать. Теперь маневр узок, как шаг в полонезе.

– Тогда надо изменить кое-что в этих бумагах, – Потемкин взял их, разгладил на колене, быстро пробежал глазами. – Ему ни в коем случае нельзя вручать следственные комиссии. Подчините их себе. Требуйте постоянных докладов. В Москве и Нижнем Новгороде неуместно вводить военное положение. Там бунтовщиков не видно. А уж право хватать и вешать…

– Не, нет, – рассмеялась Като, – это мило. Граф сам не понимает, в какую ловушку загоняет брата. Я знаю Петра, он жесток и мигом настроит против себя население. Оставим. Надо расчистить почву для моего милосердия. – Она снова забрала бумаги у Грица. – Если мы урежем полномочия, есть риск, что Петр Панин откажется. Тогда всем миром придется его уговаривать и уже пойти на эти требования.

– Вряд ли, – Потемкин протянул руки и взял ее ладони в свои. – Он ведь тоже рискует: а вдруг ты не предложешь вторично? Панин схватится за назначение командующим и ради этого стерпит куцые права. Нужно только проявить характер в объяснениях с Никитой Ивановичем. Наживку в виде назначения они уже проглотили. Пора подсекать.

– Хорошо, – Екатерина кивнула на документы. – Забирайте их себе и подготовьте наш вариант рескрипта. Нужно, чтобы члены Совета высказались за него и были против диктатуры. На кого вы можете рассчитывать?

Потемкин задумался. И правда, на кого?

В Петропавловском соборе праздновали годовщину Чесменского сражения. Митрополит Платон заливался соловьем. Придворные слушали проповедь, переминаясь с ноги на ногу – полуторачасовая служба, причастье, крестоцелование и торжественная речь. Ноги гудели, как сваи в речном дне. У католиков хоть лавки есть! Но уместно ли сидеть в присутствии Бога?

Храм был в цветах. Надгробье Петра Великого покрывал целый стог роз.

– Встань, дивный преобразователь Отечества! – взывал Платон. – Встань и виждь: вот внуки приумножают славу твоих дел!

Гетман Кирилл Григорьевич деликатно пихнул Потемкина локтем в бок:

– Хиба вин ёго кличет? Як встанет, нам усим не поздоровится.

Григорий прыснул в кулак и обменялся с Разумовским понимающим взглядом. Ныне гетман командовал столичным гарнизоном. Потемкин не мог понять, как Като доверила этому человеку свою безопасность, зная роль, которую тот сыграл в смерти ее мужа? Грица тянуло к Разумовскому, и он насильно одергивал себя, памятуя о страшных событиях переворота.

После проповеди придворные устремились гулять на стену крепости, откуда открывался великолепный вид Невы, Зимнего дворца, Адмиралтейства… Потемкин поотстал и сел на одну из чугунных шведских пушек, нацеленную почему-то во внутренний двор.

– Вот здесь его и похоронили, – раздался над плечом голос гетмана.

Гриц даже вздрогнул.

– Кого?

– Иванушку-дурачка. Государя Иоанна Антоновича.

Потемкин поднял изумленный взгляд.

– Я думал в Шлиссельбурге.

– Нет, сюда перевезли. Поближе к царской усыпальнице. Да только не в собор. Могила там плохая, – Разумовский махнул рукой в сторону двора. – Низкое место. Сырое. Каждое наводнение заливает.

Григорий не знал, что сказать:

– Печальная судьба.