Читаем Лев Майсура полностью

Но Хасан не слушал бхата. Не видать ему джукдара Хамида и веселого совара Садыка. А он хотел просить, чтобы взяли его к себе в джук! Все более теряя надежду, Хасан невесело глядел на шествие. Под стенами опять шли слоны. На спинах у них красовались игрушечные мечети из дерева и бумаги, махи муратиб — золотые рыбки на древках, перевитые цветными лентами восковые факелы, золотые сосуды, кресло из слоновой кости — знаки величия и силы правителя Майсура...

И вдруг снова показались совары. В их медленном красочном шествии оживший Хасан сумел-таки найти тех, кого искал.

— Дядя! — дернул он за рукав бхата. — Гляди, Садык! Я побегу...

— Постой! Куда ты? Да тебя никто и не узнает. За пять лет ты меня перерос, а был короче моей клюки. Потом улицы оцеплены — не пройдешь.

— А вдруг потеряем их!

— Не бойся, никуда они не денутся, найдем обязательно...

Пришлось Хасану остаться с дядей. Насилу дождался он вечера. А когда вместе с бхатом они вышли из Бангалурских ворот, то у Хасана захватило дух при виде огромного лагеря у стен города.

На большом пустыре, по которому ветер гонял недавно пыль и клочья соломы, расположилось тысяч десять соваров с семьями и слугами, с арбами и лошадьми. Без конца и края тянулись разноцветные палатки самых разных размеров. Дымили бесчисленные костры. Возле арб с распряженными быками высились составленные в конусы пики. У коновязей грызлись и ржали кони. Повсюду группами и в одиночку расхаживали совары и сипаи, сновали крестьяне из окрестных деревень, торговцы с лотками на головах. Дукандары уже расставили столы и на все лады зазывали прохожих. Из лавок и со столов неслись дразнящие ароматы жареного мяса и свежеиспеченных лепешек, с которыми странно перемешивались резкие запахи конского пота и навоза. От всего этого могла закружиться голова...

Постукивая клюкой, бхат шел по лагерю. То и дело он останавливался и расспрашивал встречных.

— Джук Хамида где-то за банджарами, — сказал он племяннику. — У самого края поля. Сейчас разыщем...

Им пришлось обходить большой табор банджар[153]. По древнему обычаю, банджары составили бесчисленные арбы в широкий круг. Между арбами горели дымные костры перед прокоптелыми шатрами. Лежали выпряженные быки. Плечистые темнолицые мужчины складывали в большие штабеля мешки с рисом, пшеницей и солью, стаскивали с арб бочки с тари. На арбах сидели женщины банджар — все в широких цветастых юбках — гаграх; руки женщин до локтей унизаны браслетами, в ушах крупные серьги. Они бойко торговались с покупателями, которые пришли к возам за провиантом...

— Вот они, — указал бхат племяннику на группу соваров возле небольшой полосатой палатки. В самом деле, перед палаткой, привалясь к седлу, сидел на ковре Садык. Он широко и радостно улыбнулся при виде бхата.

— Я же говорил — должен прийти бхат! Вот он и пришел. Салам алейкум, бхат-сахиб! А. кто это прячется у тебя за спиной? Уж не твой ли племянник?

— Он самый, — ответил, улыбаясь, бхат. — Ждал он вас. А сейчас вот засмущался малость...

Садык засмеялся, засмеялись остальные совары. Хасан стоял, не смея поднять глаз. Лучше бы провалиться сквозь землю! Удружил дядя — выставил его насмех перед суровыми, закаленными в битвах соварами...

— Зачем же он ждал нас?

— Будто сам не знаешь! Ты не гляди, что он смутился, — начал заступаться за Хасана бхат. — Дома он беда какой боевой! Бывало, что ни день — приходит домой с расквашенным носом, весь в пыли. Что ни день — ходят жаловаться соседи. А нынче повадился ходить на акхару. По нашей махалла — он первый силач. В жилах у него бойцовская кровь.

Садык живо встал с ковра, подошел к Хасану и обнял его за плечи.

— Не трусь, Хасан! Будем с тобой друзьями — как молоко и сахар. Пойдем! Увидишь сейчас такое, отчего у тебя дух захватит. Лет десять назад так же вот повел меня Хамид Сахиб...

— А сам он где? — спросил бхат.

— Отслужил свое. Хамид, — отвечал Садык. — Начали у него болеть кости и ныть раны. Говорит — стар становлюсь. Забрал семью, коней, арбу и поехал в Бангалур. Решил торговое дело там завести. За джукдара ныне я. Пойдем, пойдем, Хасан...

За палаткой была большая коновязь. Нод деревьями стояли расседланные кони. Между их рядами ходили конюхи и подкладывали сено. Тут же лежали седла и сбруя. Садык подошел к стройному рыжему коню, взял его за узду и ласково потрепал по крутой шее.

— Добрый конь! Недавно отбили у маратхов. Нравится?

Хасан не знал, что и ответить. Неужто красавец конь будет его? Смеется Садык! Джукдар, как видно, понял горячие его надежды и опасения.

— Держи поводья, Хасан, — сказал он. — Конь — твой. Гляди — не опои его, не загони, не скорми ему ядовитой травы. Сам не поешь, а его накорми. И не будет тебе лучшего друга. Вынесет тебя конь из сечи, спасет от погони, сам найдет верную дорогу. Понял?

— Понял, — тихо сказал Хасан.

— Ступай, напои его. Потом задашь корму...

— А как его зовут?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза