Лев Спарты

Вдвоем они побежали, поднимая брызги воды и, хотя до них долетело еще несколько стрел, все они были на излете и не могли причинить вреда. Звуки лагеря стали затихать; но его зарево от него отражалось от туч еще несколько часов, а утренний ветерок принес нам в теснину запах гари.

На рассвете я вынул стрелу из груди Пентея. Это была нелегкая задача, потому что вошла она глубоко. К тому же я опасался за Пентея, который был уже далеко не юношеского возраста.

Те, кто дрался вместе с ним собрались вокруг нас на песке. Они еще не успели обсохнуть, многие могли похвастаться свежими ранами, плащи некоторых были изрублены в клочья. Они смотрели молча, как я склонился над Пентеем, и в их глазах он читал не сострадание, а поддержку.

Нож вошел глубоко. Уголком глаза я мог видеть пот, проступивший на лице Пентея. Рядом со мной его товарищ вытирал вытекающую из раны кровь. Я сделал разрез и, в конце концов, смог извлечь наконечник из раны. Когда я почувствовал, как он движется вдоль лезвия ножа, я также заметил, что воины расступились, открыв проход.

Сквозь круг прошел Леонид.

– Как он, Мегистий?

– Сердце не задето.

Я поднял стрелу, кровь капала с ее острия. Дрожащей рукой Пентей потянул полу плаща и закрыл ею рану. На фоне неба и гор я рассмотрел форму наконечника и цвет того, чем были вымазаны его зазубрины; сквозь расплывающееся передо мной темное пятно, я увидел, что должно было произойти. Я произнес:

– Сегодня больше не будет крови. Я вижу это по наконечнику.

– Ты можешь увидеть это там, – Леонид махнул рукой в сторону персов. – Их лагерь все еще горит. У них уйдет целый день на то, чтобы восстановить порядок. Он повернулся к группе уставших, но ликующих воинов. – Кстати, где тот юный тупица, что спас Пентея? Я видел его лицо только в свете пожара… но я запомнил его. Где он?

Стена гоплитов расступилась опять, и безоружный юноша, в подранной окровавленной хламиде был подведен к царю. Я посмотрел на него, и должен признаться, что даже я, провидец, не ожидал увидеть здесь лицо Теусера.

Леонид сложил руки и строго посмотрел на молодого человека. Теусер без страха выдержал его взгляд.

Леонид произнес:

– Что делал изгнанник этой ночью в нашей компании?

– У меня был щит, – ровным голосом произнес Теусер. – Я взял плащ… и одолжил меч.

– Одолжил, говоришь?

Теусер позволил себе легчайшую из улыбок.

– Только спартанец может прокрасться мимо спартанской стражи, – сказал он. – Я пробрался в лагерь, взял меч и присоединился к группе, которая собиралась посетить персов. В темноте вы не считали меня изгнанником, господин. В ночи вы оценили меня лучше, чем при свете дня: вы приняли меня как своего воина.

Опустилась тишина. выражение царственного лица не изменилось.

Пентей с трудом приподнялся на локте и выдохнул:

– Он спас мне жизнь, Леонид.

Леонид кивнул.

– А еще он ослушался приказа, – строго сказал он. – В военное время наказание за это – смерть. Тебе это известно, Теусер?

– Да, – ответил юноша.

Я хотел сказать, но царь не оставил мне времени.

– Так пусть будет смерть, – произнес он. И повернулся к Агафону. – Верните ему щит и выдайте красный плащ. В это время только так должен умирать грек. Он останется с нами как свободный человек. Но он не может войти в состав трех сотен, потому что мы не должны нарушать наши законы. Его меч пригодится, когда варвары возьмутся за ум и нападут на нас.

Он повернулся и пошел прочь. Я не сводил взгляда с лица Теусера, мое сердце исполнилось радости, когда я увидел как по нему разливается румянец. А потом его закрыли от меня молодые мужчины, которые окружили его и начали хлопать по спине и толкать из стороны в сторону в дружеском изъявлении спартанской привязанности.

XIII

За тот день мы почти что закончили восстановление перекрывающей проход стены. Напевающие илоты, взбирались на нее и, опасно балансируя, устраняли последние огрехи.

Их пение не доносилось до ушей персов, чьи спины горбились под плетьми их хозяев. Для них пение было немыслимо, в воздухе раздавались только удары плетей и крики наказанных, которые пытались навести порядок в неразберихе сгоревших палаток и зловонных углей.

Но музыка тихо, очень тихо доносилась до лужайки среди скал, где Теусер точил на камне свой меч. Кусты образовали вокруг него живую изгородь, а за его спиной возносились к небу горы. Рядом с ним на земле лежали его малиновый плащ, щит и доспехи.

Он с таким упоением предавался своему занятию, что не заметил, как из-за скалы появилась Элла. Осторожно пробравшись между кустами, она какое-то время с нежностью смотрела на него, а потом не удержалась и нарушила очарование момента:

– Теусер..

Его меч упал на землю, а сам он вскочил на ноги. Она бросилась в его объятия.

– Элла, я думал, что ты сегодня не придешь.

– Старый Самос показал мне половину дороги, а потом я почти заблудилась.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Прошлой ночью мы видели, как горел лагерь персов, и я почувствовала… я подумала…

В ее глазах застыл вопрос.

– Ты был там? – требовательно спросила она.

– Я был там. Мы неплохо потрудились этой ночью.

– Я испугалась до смерти.