Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Во-первых, это восприятие Личности Христа и Его дела на земле, которое заключается в усвоении людьми положительного учения Бога Отца. Мы видели уже выше, что человек, по Л. Н. Толстому, должен освободиться от пут животного начала и осознать себя бессмертным духовным существом. В наиболее законченном виде эта идея прописана им в трактате «О жизни». Она очень созвучна некоторым ренановским построениям.

Во-вторых, Л. Н. Толстой в произведениях Э. Ренана столкнулся еще с одной важнейшей для своих дальнейших философских построений идеей – идеей Царства Божьего на земле. В программе Э. Ренана Царство Божье имеет два важных аспекта. Это моральная и социальная общность «божьих людей», «униженных и оскорбленных», «нищих духом» и просто нищих, которые для своей защиты никогда не применяют насилие. Кроме того, это Царство имеет апокалиптические и духовные черты: каждый его член становится царем и священником, а оно само существует исключительно на принципах Нагорной проповеди, дающей человеку «второе рождение» в любви. В этом Царстве все его члены являются истинными Божьими детьми[206].

Согласно Толстому, построение Царства Божьего на земле происходит через усвоение и выполнение пяти заповедей. В Царство Божье могут вступить, или, точнее, открыть его в себе те, кто открывает в себе бессмертный дух Божий и начинает жить по его заповедям. Эта мысль также присутствует во многих местах произведений Л. Н. Толстого («О жизни», «Царство Божие внутри вас», дневники).

Таким образом, близость Л. Толстого протестантизму очевидна. Но хотелось бы более подробно в природе этой близости разобраться, а для этого необходимо проделать дополнительную работу.

Религиозный гуманизм

«Европа неслась, закусив удила, – она уже больше не чуяла над собою руки господина, – не чует ее и поныне».

Т. Манн

Итак, работы либеральных теологов XIX века оказали заметное влияние на Л. Толстого. А допустимо ли обратное утверждение? Как повлияли труды писателя на протестантскую теологию XX века? Или, в более мягкой постановке, этот вопрос может звучать так: что родственное себе находили протестантские авторы в религиозной философии Л. Толстого?

Можно утверждать определенно, что в Западной Европе интерес к позднему Толстому наиболее определенно выражен среди исследователей, относящих себя к немецкоязычной протестантской традиции. Среди авторов, писавших о Толстом как о выдающемся моралисте и гуманисте-христианине, присутствуют имена практически всех немецких богословов XX века, таких, как А. Швейцер, К. Хайм, Э. Блюм, К. Холь, К. Барт, П. Тиллих и многие другие. Именно поэтому известный в Германии исследователь творчества Л. Толстого М. Дерне называет Л. Н. Толстого одним из столпов «новой ориентации евангелической теологии» (наряду с Ф. М. Достоевским, С. Кьеркегором и К. Блюмхардтом)[207].

Все перечисленные авторы принадлежат к тому направлению философской мысли, которое может быть названо религиозным гуманизмом. Его сторонников объединяет критическое отношение к любому упоминанию о сверхъестественном в Евангелии и предпочтение говорить о его человеческом измерении, человеческой глубине. Для религиозных гуманистов на первый план выходит Человек – Христос, Человечность Которого является фундаментом любой человечности. Именно Человечность становится главным объектом религиозного дискурса, в котором особое место уделяется таким терминам, как «смысл», «искренняя устремленность», «духовный опыт», «высшие нравственные идеалы», «ответственность» и т. д. По сути дела, речь идет о замене религиозного опыта этикой, свободной от каких бы то ни было посторонних санкций, связанных с мистикой и конфессиональностью, которые оцениваются как практика насилия.

В протестантском богословии XX века невозможно найти ни одного известного автора, который, рассматривая вопрос о христианской этике, не обратился бы к философским трактатам и идеям Л. Н. Толстого. M. Дерне указывает, имея в виду некоторые особенности развития секуляризационных процессов и положения в Европе с религией после событий 1968 г., что в ситуации глубокого кризиса веры и даже ее «внутреннего и внешнего банкротства» христианское сообщество в Германии в конце 60-х годов XX века оказалось «на грани самороспуска». Именно поэтому, пишет исследователь, можно предположить, что идеи Толстого и его «чудаковатое» евангелие станут снова актуальными: «И тогда образованные теологи снова займутся опровержением Толстого, а еще более образованные социологи будут идти рука об руку с ними в доказательстве очевидной негодности его примитивной социальной доктрины для высокоразвитого индустриального общества, оказавшегося в широкой перспективе сегодняшнего и завтрашнего дня. И пусть же тогда пра-христианский пафос Л. Н. Толстого и его сокровенная мудрость не будут “растворены” в его глупости»[208].