Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

«Кладовая была оборудована целой системой электрических сигнализаций. На ночь электроэнергия включалась, и, таким образом, никто не мог прикоснуться к толстым дверям кладовой без того чтобы в доме не поднялся оглушительный звон. Стены кладовой были настолько прочны и сделаны с таким расчетом, что даже в случае сильного землетрясения кладовая могла только провалиться, но не разрушиться. Таким образом Чертков принял все зависящие от него меры против хищения, пожара, разрушения. В доме в это время жил только один человек – эстонец Леонид Людвигович Перно, который и состоял хранителем этих ценных рукописей. Чертков взял с него слово, что он никогда – ни днем, ни ночью – не покинет дом без сторожа… В случае, если ему надо было уйти, он должен был оставить в доме кого-нибудь вместо себя».

ОР ГМТ. Ф. 60. Оп. 2. № 171. Шершенева (Страхова) Е.Ф. «Об ушедшем спутнике, общем пути и друзьях» (мемуары). Л. 60а.

О масштабах деятельности В. Г. Черткова по сбору материалов Л. Н. Толстого может свидетельствовать справка, опубликованная уже после смерти писателя, в 1913 г. В ней, в частности, сообщается: «В. Г. Чертков перевез из своего несгораемого помещения в Англии и сдал на хранение в Академию наук около 25-ти пудов бумаг Л. Н. Толстого, составляющих архив тех его рукописей, которые Толстым в течение почти 30-ти лет передавались или пересылались Черткову для хранения. <…>В английском хранилище остались только: личная переписка Л. Н. Толстого с Чертковым, которую последний надеется скоро издать, некоторые собственноручные частные письма Толстого, отданные их собственниками лично Черткову на хранение, копии с общей переписки Толстого, копии со всех его произведений последнего периода, а также оригиналы тех его произведений, которые Чертков считает неудобным хранить в России при существующих условиях»[259].

Трудно сказать, когда конкретно возникло то неестественное положение, в котором, в конце концов, оказался писатель по отношению к своему молодому другу. Речь идет о системе тотального контроля за творчеством Л. Н. Толстого и фактически, как будет видно дальше, за всей его жизнью. В письме от 10 февраля 1900 г. В. Г. Чертков подробно обосновывает свое желание быть монополистом в деле издания неопубликованных писем и произведений писателя – это письмо было написано в связи с деятельностью другого сотрудника Л. Н. Толстого, П. Бирюкова, который, не согласуя своих действий с Чертковым, стал в иностранных газетах печатать переводы не опубликованных ранее писем Л. Н. Толстого разным лицам (см.: 88, 191).

К 1907 г. эта монопольная система полностью была сформирована и исправно функционировала, о чем ярко свидетельствует письмо одного из ближайших помощников В. Черткова, А. П. Сергеенко, который делает строгий выговор домашнему врачу писателя Д. П. Маковицкому за то, что без ведома В. Г. Черткова в печати появилось письмо Л. Н. Толстого французу П. Сабатье от 7 ноября 1906 г.

Письмо А. П. Сергеенко начинается напоминанием Д. Маковицкому о том, что все, что написано Л. Н. Толстым (копии его новых произведений, писем и статей), должно предварительно посылаться В. Черткову, ибо последний заботится о том, чтобы с новым сочинением писателя ознакомился весь мир. Несколько удивляет тон письма, содержащий в себе скрытую угрозу: «Вл<адимир> Гр<игорьевич> очень просит вас понять, что все сказанное вытекает исключительно из его желания возможно большего распространения сочинений Л<ьва> Н<иколаеви>ча и никак не есть излишний педантизм с его стороны. И он очень надеется, Душан Петрович, что на будущее время вы будете ему в этом уже только помощник. Не так ли?»[260] Но и этого мало: узнав, что Д. П. Маковицкий ведет ежедневные записки, В. Г. Чертков через А. П. Сергеенко предлагает пересылать ему свой дневник.