Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

20 февраля 1906 г. министр внутренних дел П. Н. Дурново уведомляет Д. Ф. Трепова о разрешении Черткову вернуться в Россию на основании указа Сената от 21 октября 1905 г[261]. В конце 1907 – начале 1908 г. начинается интенсивная подготовка к возвращению семьи Чертковых в Россию, в ходе которой В. Г. Чертков несколько раз бывает в России и в Ясной Поляне. Чертков покупает у младшей дочери Л. Н. Толстого, А. Л. Толстой, участок земли в ее имении Телятинки. В июне 1908 г. В. Г. Чертков окончательно переезжает с семьей в Россию, а в сентябре вселяется в Телятинки.

Обратим внимание на то, что в письмах этого периода Толстой как-то очень настойчиво подчеркивает свое единство с Чертковым в метафизических вопросах. Это, на мой взгляд, является верным признаком расхождения и несогласия в вопросах практических, т. е. связанных с проблемой завещания писателя.

Приведу только один пример. Это письмо, в котором Чертков излагает свой взгляд на Бога и на религию: «Думаю, что было бы ошибкой начать с утверждения Бога, как чего-то само по себе существующего и требующего непосредственного признания – не начиная со своего “я” и не подходя к общему Богу по той нити, которая начинается во мне самом, сознанием моей внутренней непосредственной не то что связи, а даже прямо участия в Боге»[262].

Чертков явно пытается подделаться под стиль Л. Н. Толстого, попасть в струю его мыслей и переживаний. Неужели Л. Н. Толстой не видел этого и не чувствовал? В своих воспоминаниях А. А. Толстая указывает, что, когда ее племянник ознакомил ее с письмами В. Черткова и его молодой жены, «бабушка» испытала тяжелое чувство: «В этих просьбах о наставлении и сетованиях было столько деланого, неестественного, что мне поистине стало тошно»[263].

Судя по всему, сам писатель действительно этой деланности не ощущал. В его письмах и дневниковых записях последних трех лет жизни, т. е. периода после возвращения В. Г. Черткова, присутствует причудливая смесь восторженного отношения к нему с глубоко скрываемыми переживаниями по поводу вопроса о завещании. В ответ на процитированное письмо писатель отвечает восторженно: «За что мне такая радость?! Как это сделалось, что люди так же, как я, еще больше, чем я, любят то же самое, чем я живу, и служат тому же самому, чему служить я уже начинаю чувствовать свое бессилие» (89, 57). Несколько позже, делясь с В. Г. Чертковым своими радостями, Л. Н. Толстой указывает: «В числе этих радостей, вы это знаете, большая и давнишняя моя, не скажу радость моей дружбы, но моего духовного единства с вами. А вы хотите со мной спорить, но для спора нужно двоих, а я не могу с вами спорить, потому что знаю, что мы согласны» (ПСС. Т. 89. С. 84). И в следующем году: «Если бы Черткова не было, его надо было бы выдумать. Для меня, для моего счастья» (ПСС. Т. 89. С. 100).

По-видимому, именно по просьбе Черткова появлялись записи Л. Толстого, подобные следующей: «Анна Константиновна и Владимир Григорьевич Чертковы – самые близкие мои друзья, и вся их относящаяся до меня и моих сочинений деятельность мною не только всегда одобряется, но и вызывает во мне самую искреннюю и глубокую к ним благодарность. Лев Толстой. 28 января 1909 г.»[264]. Не нужно объяснять читателям, какое огромное юридическое значение для Черткова и его жены имели эти свидетельства. Для всего мира они делали главного помощника писателя еще и его главным официальным представителем, без которого не могли осуществляться никакие переводческие и издательские проекты.

Я не буду в этой книге подробно останавливаться на истории завещания Л. Н. Толстого, она подробно рассмотрена мной в книге о Черткове 2009 г. Повторю только главные выводы.

1. В. Г. Чертков установил за Л. Толстым в Ясной Поляне тотальную слежку. М. В. Муратов, автор первой книги о Черткове, очевидно, им же инспирированной, эти меры предосторожности интерпретирует совсем в другом ключе: они якобы вызваны стремлением Владимира Григорьевича «облегчить Толстому самый процесс его работы, начиная с приглашения секретаря, а затем и переписчика, которые живут в Телятинках, ежедневно бывая в Ясной Поляне»[265]. При этом, к сожалению, автор умалчивает о том, что и секретарь, и переписчик обязаны были тщательно контролировать процесс появления новых рукописей Толстого, а также его корреспонденцию.

2. Задолго до появления первой официальной версии завещания В. Г. Чертков, находясь в Англии, оказывал давление на писателя и уже в 1904 г. имел совершенно конкретный план составления документа в свою пользу и совершенно конкретную юридическую схему реализации этого плана.