Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Ее страшная трагедия, как и трагедия всей семьи – уход писателя из родового гнезда 28 октября 1910 г. Конечно, Софья Андреевна не могла и предполагать, что больше не увидит мужа в сознании – В. Г. Чертков разрешил ей проститься с ним за два часа до его смерти, когда Л. Толстой уже никого не узнавал.

Сорок восемь лет рядом с любимым человеком – это очень много. Тринадцать беременностей и восемь взрослых детей – это тоже очень много. Это много даже в случае, если твой муж обычный человек. А если он – Лев Толстой? Помогла ли Софье Андреевне ее любовь в момент, когда для самого писателя эта земная любовь уже не представляла чего-то значимого и только заслоняла стремление к духовному росту и восхождению?

В своей первой книге о Л. Толстом я сознательно избегал обсуждения сюжетов, связанных с роковым треугольником «Л. Толстой – С. Толстая – В. Чертков». На эту тему написано много, и очень не хочется возвращаться к чужой семейной трагедии и в ней копаться, тем более что П. В. Басинский выпустил интересную книгу на эту тему, подчеркивая совершенно справедливо, что в конфликте мужа с женой на стороне мужа был весь дом и весь образованный мир, а на стороне жены только несколько сыновей. И так же справедливо указал, что расхожая точка зрения о том, что Софья Андреевна не поняла мужа, глубоко ошибочна: она была единственным человеком, который его понял до конца. Что и стало причиной конфликта[316].

Но вовсе не для придания повествованию пикантных подробностей, а для объемного видения мелких, казалось бы, деталей истории «преступления Л. Толстого», я обязан обратить внимание на изданный совсем недавно полный текст по-своему замечательных мемуаров С. А. Толстой «Моя жизнь». Хотя фокус этих мемуаров непосредственно с моей темой не связан, они все-таки помогают кое в чем уточнить важные обстоятельства жизни Л. Толстого.

В своих воспоминаниях жена писателя, как я уже сказал, одновременно выступает и обвинителем, и защитницей Толстого. Мы начнем с обвинений.

Уже в самом начале мемуаров Софья Андреевна сообщает, что после замужества ей пришлось «вырабатывать силу воли, самостоятельность и отстаивать свою личность, свою независимость от переменчивости настроений моего мужа» (ТМЖ. 1, 24).

Эти качества на самом деле понадобились молодой девушке очень рано. Еще в молодости Соня благоговела перед талантом своего будущего супруга. Но когда он стал ее женихом, оказалось, что, выражаясь современным спортивным языком, они находились в разных, очень разных «весовых категориях». Л. Толстой – уже «нечистый, поживший мужчина», она – молода и очень целомудренна. Насколько жених уже «поживший», Соня во всей полноте осознает только после чтения дневника Толстого, каковое приведет ее в состояние ужаса: «та грязь мужской холостой жизни, которую я познала впервые, произвела на меня такое впечатление, что я никогда в жизни его не забыла» (ТМЖ. 1, 67).

Повторяю, я не собираюсь еще раз подробно останавливаться и смаковать сложные семейные отношения Л. Толстого с женой. Хочу только заметить, что любая духовная биография всегда имеет проекцию на обычную жизнь. Люди, поклоняющиеся очередному пророку, гению или просто кумиру поколения, обычно никогда не видят человека, которому поклоняются, в быту, в повседневности. И когда кумиры и пророки много и красиво пишут о любви, жертвенном служении и прочих духовных добродетелях, у окружающих всегда возникает вопрос, живет ли человек так, как пишет и учит, проявляет ли заботу по отношению к окружающим его людям, могут ли эти окружающие как-то догадаться, что любовь, жертва, мудрость – не простые слова для него.

Именно этим и ценны воспоминания С. А. Толстой – она пишет о том, как Л. Толстой жил. И получается довольно сложная картина. Конечно, мы не будет испытывать абсолютного и безусловного доверия к свидетельству жены писателя, существа страстного, обиженного и часто необъективного, но право на такое свидетельство она имеет.