Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

«Любя его, я помню во всю мою жизнь это горячее стремление услужить, угодить Льву Николаевичу во всем. В этом стремлении прошла вся моя жизнь. А как он относился к этому? Он предъявлял все большие и большие требования, никогда не поощряя меня лаской или благодарностью за все, что я ему отдавала. Всегда я чувствовала его строгое ко мне отношение. Уследить же за переменами его взглядов, настроений и желаний – было невозможно <…> Чувствуя подавляющее превосходство Льва Николаевича во всем: в возрасте, в образовании, в уме, в опыте жизни, не говоря уже о его гениальности, – я тянулась изо всех сил духовно приблизиться к нему, стать если не вровень с ним, то на расстояние понимания его, и чувствовала свое бессилие».

(ТМЖ. 1, 76, 79).

«Перемены взглядов, настроений и желаний» – характерная черта, которую в Л. Толстом заметили многие современники и которая была укоренена в его духовных исканиях. Но только видели ее причину все по-разному. Для окружающих писателя лиц, в том числе для жены, это был признак неподлинности этих исканий и постоянных ошибок. Для самого Л. Толстого это была гарантия остроты и глубины поиска. Интересно, что по поводу своей биографии, которую составлял П. И. Бирюков, Толстой заметил, что в ней все ничтожно и случайно, потому что очень важное не сказано и не известно, а случайные мелочи, которые заметил посторонний человек, описаны: «Все несоразмерно» (ТМЖ. 1, 167).

Наверное, поиск неслучайного и соразмерного – это была его главная жизненная задача. И Л. Толстой видел и чувствовал, что в нем окружающие, даже самые близкие люди, несоразмерно видят только несущественное и неглавное. Именно так возникает желание уйти от всех.

Важная черта, которую подчеркивает жена Л. Толстого – его гордость. Интересно, что в мемуарах Софья Андреевна вспоминает, сколько раз в совместной жизни муж сказал ей «прости». И отмечает: «гордый и знающий себе цену», он смог решиться на это только один раз (ТМЖ. 1, 145). Мешали вспыльчивость, гнев, иногда даже бешенство, с которыми писатель боролся всю жизнь.

Именно эти качества исключали для Толстого возможность любить жену «не страстно, а ласково, спокойно и нежно. Этого так никогда в жизни и не было. Когда кончилась страстность, ее заменила привычка и холодность» (ТМЖ. 1, 412).

Но Л. Толстому было очень сложно исполнить это пожелание супруги еще и потому, что исключительно сильное рационалистическое начало, «мощная логико-аналитическая доминанта его духа и его мышления»[317] просто не позволяли ему в определенном смысле поставить женщину рядом с собой. Конечно, для некоторых женщин он сделал исключение и удостоил их звания собеседниц и совопросниц (в первую очередь это тетка А. А. Толстая и сестра М. Н. Толстая), но в целом, если внимательно читать его дневник, в нем можно найти очень много записей, для женщин просто обидных и оскорбительных.

Этот феномен убедительно анализирует в своей книге П. В. Басинский. Добавлю только одно. Вполне возможно, такое отношение к женщинам возникло у Толстого в молодости, когда он убедился, что молодому и богатому человеку не нужно прикладывать слишком много усилий, чтобы добиться женской благосклонности, будь то крестьянки, служанки в гостиницах или представительницы более просвещенных сословий. Во всяком случае, уважения к женщине эта холостая жизнь не прибавила.

Еще одна, довольно неожиданная для нас черта в облике писателя, подмеченная его женой – неумение любить врагов: «Философия и мудрость старца (ему было 68 лет) спасали Льва Николаевича от страстей, но любить врага он не мог никогда; всегда чувствовалось в нем обратное. Искание Бога, стремление к Божеству, желание подчинить свою волю Богу – поразительны в его дневниках. И какое в этом величие души» (ТМЖ. 2, 461).

Быть может, сама того не замечая, Софья Андреевна обнаружила важную особенность духовного облика своего мужа. Последовательно и категорично отвергая личностный, персоналистический принцип в своей философии, растворяясь в безличностном абсолюте разумной любви, Л. Толстой так и не научился личностно и конкретно любить конкретных людей.