Лев Троцкий

Для Льва лишение статуса советского гражданина не было серьезной личной потерей, хотя создавало неудобства пребывания в германской столице. К этому времени он расстался с женой и приобрел верную подругу и единомышленницу в лице Жанны. Нервная, ревнивая и весьма требовательная к людям сестра Зинаида признавала, что Жанна «в своем роде замечательный человек… А чем она для Левы является, этого никак невозможно переоценить».[1258]

Для Зины же невозможность вернуться в Ленинград была подлинной трагедией. Там не только жила ее мать Александра Львовна Соколовская, там оставалась с бабушкой дочь Саша, от которой она теперь была отрезана. Постигший Зину удар обострил душевную болезнь, симптомы которой то исчезали, то возвращались с новой силой. Письма Льву Давидовичу и Наталье Ивановне — свидетельство не только состояния ее здоровья, но и душевных терзаний — горючей смеси любви к отцу, стремления оказать ему помощь, беспокойства за сына Севу, остававшегося у деда в окрестностях Стамбула (в поселке Кадикьой, а затем на Принкипо), тоски по дочери, опасений в связи с положением в Германии, где к власти рвались нацисты.

Вначале Зина надеялась возвратиться в СССР, хотя ее ожидала перспектива вместе с детьми делить кров с пожилой и плохо устроенной матерью, необходимость содержать детей без гарантии получить работу из-за родственных связей. И все же она собиралась отправиться в СССР через Турцию, чтобы забрать Севу.[1259]

Но более или менее трезвые письма сменялись огромными истерическими посланиями, причем сама Зина понимала, какой они носят характер. Достаточно привести начало письма отцу от 8 декабря 1931 года (цитируемая часть не сокращена, все отточия принадлежат Зине): «Милый, родненький, то есть самый что ни есть любименький мой крокодильченочек! Хотя я знаю, как ты сильно, как ты ужасно, как ты чудовищно, как ты непроходимо [занят] писанием своего проклятого тома (наверное, даже по ночам над ним корпишь!), но все же… снизойди к моему болезненному, а главное истерически-нервному состоянию: выслушай ты меня один раз за тридцать лет внимательно и терпеливо… до конца. Предупреждаю: стала страшно болтлива…» И тут же следовала масса политических вопросов: придут ли «фашисты» к власти, как ведут себя социал-демократы, что представляет собой Тельман? И наконец: «Караул! Что все это означает и откуда все это взялось?» Зина сознавала, что у нее были галлюцинации, и она их довольно подробно анализировала в письме.[1260]

Зинаиду расстраивали встречи со сводным братом. Он относился к сестре терпеливо и тепло, стремился облегчить ей условия существования, но занят был до крайности, что отмечала сама Зинаида: «Лева много работает. Три ночи вовсе не ложился». Но тут же она давала выход своему чувству раздражения (видимо, подобное чувство развивалось и у Льва, так как Зина не понимала, что «крадет» у него драгоценное время). Она писала отцу, что какое-то время ей лучше Леву не видеть, что они очень разные люди, что после каждой встречи у нее припадок нервного расстройства, тут же высказывая предположение, что у самого Льва также нервное заболевание.[1261]

В 1932 году в связи с лишением гражданства, но также под впечатлением развития событий в Германии состояние Зинаиды резко ухудшилось. Она выполняла указания отца по сбору материала из газет и других источников, но из писем чувствуется, что задания ей давали как своего рода «трудотерапию». Да она и сама это понимала. «Как ясно для меня из полученного мною письма, — говорилось в ответе от 26 июля 1932 года, — список глав книги [Бернарда] Шоу, посланный мною, не нужен. Ну и ладно». В другой раз Зина забыла («Опять проклятая рассеянность!»), какие материалы она послала отцу, и боялась, что будет делать повторные записи, потому просила прислать ей перечень полученных материалов.[1262]

В первые дни после лишения гражданства Зинаида вела себя более или менее адекватно. 26 февраля 1932 года она писала Н. И. Седовой, которой пыталась продемонстрировать свое доброе отношение, полагая, что та относится к ней с подозрением: «Вчерашняя «Правда» принесла страшный удар: не впускают в СССР!» Зинаида, однако, полностью не осознавала еще своего нового положения и собиралась обратиться с каким-то ходатайством в советское консульство.[1263]11 апреля она действительно побывала в полпредстве СССР. У нее обманом отобрали советский паспорт: сначала попросили дать его для какой-то формальной операции, а затем вручили бумагу, что паспорт конфискован.[1264]