Лев в Москве. Толстовские места столицы

Петр Николаевич Свистунов за участие в антиправительственном офицерском заговоре 1825 года был приговорен Верховным уголовным судом к бессрочной каторге. Однако на самой Сенатской площади двадцатидвухлетнего корнета не было – еще 13 декабря, т. е. накануне выступления, он покинул Санкт-Петербург, направившись в Москву, так и не успев убедить соратников-оппозиционеров отказаться от восстания. Здесь же, в Первопрестольной, его и арестовали в ночь на 21 декабря 1825 года, отправив обратно за казенный счет в столицу, в Петропавловскую крепость. В 1826 году срок скостили до двадцати лет, затем до пятнадцати. В Сибирь декабриста везли в его собственной утепленной кибитке, на личных лошадях, купленных заботливыми богатыми родственниками, снабдившими Свистунова приличной суммой денег (отец его был при царском дворе камергером). На каторге Петр Николаевич, надо полагать, не голодал, еще и другим помогая. Обладая хорошим музыкальным слухом, «во глубине сибирских руд», Свистунов музицировал в составе струнного декабристского квартета, играя на виолончели.

Благодаря царским крючкотворам остался словесный потрет Свистунова: «Лицо белое, продолговатое, глаза серые, нос большой с маленькою горбинкою, волосы на голове и бровях светло-русые, на левой стороне шеи родимое небольшое пятнышко». Таким он и предстал (только сильно поседевшим и постаревшим) перед Львом Николаевичем в 1878 году в Москве в особняке в Гагаринском переулке. Дом этот Свистунов купил еще в 1867 году. 5 марта 1878 года Толстой отписал жене, что был у Свистунова и «просидел у него 4 часа, слушая прелестные рассказы его и другого декабриста, Беляева». Александр Петрович Беляев также отбывал срок в Сибири, несмотря на то, что в тайное общество не входил.

14 марта 1878 года по свежим следам Толстой обращался к Свистунову: «Многоуважаемый Петр Николаевич! Когда вы говорите со мной, вам кажется, вероятно, что все, что вы говорите, очень просто и обыкновенно, а для меня каждое ваше слово, взгляд, мысль кажутся чрезвычайно важны и необыкновенны; и не потому, чтобы я особенно дорожил теми фактическими сведениями, которые вы сообщаете; а потому, что ваша беседа переносит меня на такую высоту чувства, которая очень редко встречается в жизни и всегда глубоко трогает меня… Я был в Петропавловской крепости, и там мне рассказывали, что один из преступников бросился в Неву и потом ел стекло. Не могу выразить того странного и сильного чувства, которое я испытал, зная, что это были вы. Подобное же чувство я испытал там же, когда мне принесли кандалы ручные и ножные 25-го года. Истинно и глубоко уважающий вас гр. Л. Толстой». Судя по всему, разговор Толстого со Свистуновым не касался эпизода его самоубийства, попытку которого тот предпринял во время заключения в Петропавловской крепости. Зато Свистунов рассказал Толстому о том, кто из царского окружения особенно настаивал на смертной казни для декабристов. Этим человеком оказался… историк Николай Карамзин, доказывая необходимость столь жесткого приговора. Занятно, что комендант Петропавловской крепости в ответ на просьбу писателя допустить его в Алексеевский равелин, «любезно объяснил графу Толстому, что войти в равелин можно всякому, а выйти оттуда могут только три лица в империи: император, шеф жандармов и комендант крепости, что и известно всем часовым у входа в равелин», – как вспоминал С.А. Берс.

Атмосфера в доме Свистунова в Гагаринском переулке царила творческая, салонная: по вечерам звучала музыка, опять же в исполнении хозяина дома и его талантливых дочерей Екатерины и Марии (она позднее училась в Будапеште у Ференца Листа). «Сам Петр Николаевич солировал на виолончели, а его друзья – на скрипке, флейте, контрабасе», – вспоминала племянница декабриста Е.Н. Головинская. В доме имелась и неплохая библиотека, Свистунов любил читать, в том числе и письма Толстого – их сохранилось, по крайней мере, четыре, на которые адресат написал ответ. Свистунов и сам писал музыку, однако, его можно назвать скорее самодеятельным сочинителем, а композитор от Бога тоже бывал в этом доме – Петр Ильич Чайковский, захаживавший на музыкальные вечера в Гагаринский переулок. В 1880 году Свистуновы переехали в Большой Афанасьевский переулок.

Этот дом словно пережил второе рождение после 1912 года, когда здесь поселился архитектор Алексей Викторович Щусев, устроивший в особняке мастерскую, в которой рождались все его главные проекты – Казанский вокзал, Марфо-Мариинская обитель, мавзолей и другие. При Щусеве иссякший было поток выдающихся деятелей русской культуры вновь обрел полную силу. Кого в его особняке только не было. Внук Алексея Викторовича и его тезка, Алексей Михайлович Щусев, унаследовавший от деда талант зодчего, вспоминал, как приходили в Гагаринский переулок Нестеров, Корин, Рерих и многие другие (подробнее об этом в книге – А. Васькин. Щусев: Зодчий всея Руси. М., 2015. – Жизнь замечательных людей). Ныне к старинному дому «прилепили» безликую коробку из стекла и бетона, на фоне которой особняк выглядит еще более беззащитным…

* * *