О том, что Москва – скопище праздных людей, шатающихся из трактира в клуб и обратно, Лев Толстой отметил в романе «Анна Каренина». Его герой, Стива Облонский – образец безделья – предлагает Левину: «Вот что: поедем к Гурину завтракать и там поговорим. До трех я свободен». Последняя фраза особенно примечательна – завтрак Облонского мог длиться и до трех часов дня, а затем уже и обед, в другом трактире. Но ведь процесс принятия пищи – это тоже, в какой-то мере, работа, требующая и определенных знаний, навыков, опыта и вкуса, наконец. Мало опустошить кошелек, это дело не хитрое, тут еще и ум требуется. Неудивительно, что в одни и те же трактиры москвичи ходили десятилетиями, храня им преданность, и целыми семьями, передавая эту традицию по наследству. И хозяин трактира становился если уж не родным человеком, то, по крайней мере, не чужим. Вот почему так повелось на Москве, что многие торговые, питейные и прочие заведения горожане нередко именовали не по названию, а по фамилии владельца, что означало некоторую свойскость. Например, «Пойду к Елисееву» или «Был у Филиппова». Так же было и с трактирами. Если Толстой пишет, что обедал у Печкина или у Гурина – значит, в «Московском», а если ужинал у Тестова – то это уже в «Большом Патрикеевском». Уже по разговору можно было догадаться, кто говорит: москвич или приезжий.
Вот и Чехов в «Трех сестрах» устами Андрея Прозорова хвалит один из лучших московских трактиров: «Я не пью, трактиров не люблю, но с каким удовольствием я посидел бы теперь в Москве у Тестова или в Большом Московском, голубчик мой. Сидишь в Москве, в громадной зале ресторана, никого не знаешь и тебя никто не знает, и в то же время не чувствуешь себя чужим». Очень хорошо сказано, особенно приковывает интерес последняя фраза. Антон Павлович, сам просидевший немало штанов в трактирах Охотного ряда, знал толк в этом виде времяпрепровождения. И талант свой не пропил, не за чаем, не за шампанским. И много написал, сидя за трактирным столом.
В «Трех сестрах» упоминается интересующий нас трактир. «Московский» – один из самых старых, его первым владельцем, начиная с 1830-х годов, и был купец Печкин. В те давние времена собственного названия он еще не имел, на вывеске так и значилось – «трактир». А москвичи говорили меж собой: посидим у Печкина или в «Железном». При чем здесь железо? Дело в том, что на первом этаже дома, где обосновался трактир, торговали железом (попробуй-ка нынче купи в центре Москвы железо, а ведь тоже нужный товар!).
Фамилия Печкина встречается не только в толстовском дневнике, но и в мемуарах москвичей-гурманов, причем весьма часто, но, что бросается в глаза, всегда без имени и отчества, нет подробностей и в примечаниях и комментариях. Даже Владимир Гиляровский, «оберзнайка», как назвал его Чехов, не пишет полного имени купца, что уж говорить о других. Для того, чтобы установить личность купца Печкина автору этих строк пришлось немало часов провести в Российской государственной библиотеке. В фондах ее хранилища обнаружился любопытный «Московский адрес-календарь для жителей Москвы» 1842 года, составленный по официальным документам и сведениям Н. Нистремом и отпечатанный в типографии Селивановского. Этой книге почти сто восемьдесят лет, но она хорошо сохранилась. В третьем томе адреса-календаря приводятся алфавитные списки не служащих чиновников и купцов всех гильдий, среди которых на стр. 225 находим: «Печкин Иван Семенович, 3-й гильдии (содержатель трактира), Тверской части 4-й квартал, приход Праскевы в Охотном ряду дом Курманалеевой, 342».
Сомнений быть не может – это тот самый Печкин, кормивший Толстого «напрасно» в 1862 году, ибо других в адресе просто нет (оказывается, редкая для Москвы фамилия!). Дом вдовы и действительной статской советницы Надежды Ивановны Курманалеевой он нанимал. Стоял дом в приходе храма Параскевы Пятницы, что очень почиталась всем охотнорядским населением, как охранительница их торгового дела. Храм стоял на месте современной Государственной думы. Получается, что, имея в центре Москвы трактир, Иван Семенович Печкин не располагал средствами купить неподалеку собственный дом. Значит, трактирный бизнес не приносил таких уж огромных барышей, по крайней мере, в его руках. Что же касается примечаний к 48-му тому собрания сочинений Толстого, то в них инициалы Печкина – «М.М.» указаны не точно.