Левая Политика. Между выборами и забастовками

Однако, пойдя на некоторые уступки, правительство не отказывается от стратегической линии заявленных реформ. Главной же неудачей забастовок можно считать проигрыш медийной войны и потерю легитимности движения в глазах большинства французов. Если общенациональную забастовку 18 октября в защиту специальных пенсионных режимов поддержали 54 % граждан[13], то к концу ноября, после девяти дней бессрочной забастовки машинистов поездов и водителей общественного транспорта, которая превратила ежедневные передвижения большинства французов в кошмар, требования бастующих были готовы поддержать уже только 30 %[14]. Согласно опросам общественного мнения, большинство французов полагает, что эти требования не имеют под собой оснований. Иными словами, железнодорожники борются за свои корпоративные привилегии, нарушая принцип солидарности и беря в заложники остальное население. Эти цифры свидетельствуют о значимой эволюции общественного сознания со времени последнего крупного противостояния правительства и железнодорожников в 1995 году, когда большинство французов было на стороне забастовщиков.

Антизабастовочное движение, возникшее осенью параллельно протестному, коснулось также части студентов, выступающих за реформу университетов и против радикальных методов ультралевых организаций, таких как захват зданий факультетов, порча имущества и т. д. Вместе с тем всё более суровой критике подвергаются не только профсоюзы и крайне-левые, но и деятельность властей. Так, всю осень рейтинг президента Саркози стремительно снижался и на начало февраля этого года составил 41 %, упав с июля на 26 пунктов[15]. Подобный обвал популярности президента ставит под вопрос реальность реализации глобального проекта «модернизации» Франции и делает как никогда актуальными дебаты о наследии Мая 1968-го накануне сорокалетнего юбилея «студенческой революции».

Классовая борьба в Румынии

Марк Васильев

Румыния считается не просто одной из наиболее бедных стран-новичков, присоединившихся к Европейскому Союзу, но и одной из самых безнадёжных. Олигархический капитализм и политическая коррупция румынского образца во многом напоминают то, с чем привык сталкиваться российский читатель в собственной стране, а порой и превосходят это. Треть населения Румынии, по данным международных организаций, живёт за чертой бедности, при этом в бедственном положении находятся дети и пожилые люди. Согласно результатам официального исследования, опубликованного в июле, 66 тыс. детей работали в тяжёлых условиях. Некоторых детей продавали в рабство, где им приходилось заниматься принудительным трудом, а других нелегально вывозили за границу, подвергая сексуальной и другим видам эксплуатации[16]. Однако именно в Румынии в конце 1990-х годов произошли классовые столкновения, которые можно отнести к числу наиболее ярких и масштабных примеров сопротивления масс неолиберальным реформам.

Уголь

Классовые баталии с участием шахтёров и других рабочих угледобывающей отрасли стали реальностью практически синхронно с выходом на повестку дня «неолиберальной экономики». Подземная добыча угля, с точки зрения «свободного рынка», нерентабельна практически во всех странах. Самый дешёвый уголь добывается открытым способом, как это делается, например в Австралии, но это всё же исключение из правил. Подземная добыча угля всегда требует огромных дотаций из государственного бюджета, идущих как на содержание самой отрасли, так и на высокозатратные социальные программы. В 80-е годы прошлого века, когда «рейганомика» и «тэтчеризм» стали долговременной стратегией империалистических держав, реструктуризация угольной промышленности в сторону сокращения «нерентабельных» отраслей сразу стала на повестку дня. В частности, в Великобритании правительство М. Тэтчер резко сократило количество действующих шахт. Ответом стала крупнейшая стачка английских шахтёров в 1984–1985 годах. Коллапс СССР и изменение форм собственности в бывших странах СЭВ были по сути дела началом глобализации «рейганомики». Почти все «постсоциалистические» страны, вынужденные пойти на снижение госдотаций в экономику и социальную сферу, встали перед проблемой резкого сокращения рабочих мест в угледобывающей промышленности и закрытия многих шахт. Ответом стали многочисленные протесты в Германии, Польше, «рельсовая война» в угледобывающих бассейнах российской Сибири.