Левая Политика. От сект к партии

Верен ли уже давно имеющий статус common place тезис, что российский социум не хочет брать на себя ответственность, политически инфантилен, потому как взывает к государству, а недостатки современного левого движения в России суть концентрированное выражение этих родовых пятен?

Проблемы инфантильности нашего общества, запущенного патернализма действительно существуют, но это наследие советского прошлого, которое российская верхушка при всём желании не сможет долго эксплуатировать, одновременно проводя масштабную приватизацию государственных активов и снимая с государства социальные обязательства — систематично и одно за другим. Поскольку общественное бытие всё ещё определяет общественное сознание, поддерживать патерналистские мифы становится всё труднее.

Возьмём в качестве примера то же Пикалёво. Какие у жителей моногорода были варианты действий кроме обращения к власти, которая, если верить конституции РФ, исключительно по воле избравшего её народа обладает монополией на легитимное применение насилия, на принуждение? Апелляция к правительству в подобных случаях абсолютно нормальна, тем более что жители города прошли все уровни: требования предъявлялись сначала и на заводе, и городской администрации, митинг проводился в областном центре. Но федеральная власть отреагировала, только когда в городе началось именно восстание — была захвачена мэрия, перекрыто движение по федеральной трассе. Таким образом, фактически пикалёвцы делигитимировали местную власть перед лицом верховной и тем самым добились локального успеха: задолженности по зарплате были выплачены, предприятия возобновили работу.

Поведение участников акций протеста в Пикалёво никак нельзя назвать инфантильным, напротив, эта история, прогремевшая на всю страну, — одно из свидетельств взросления российского общества, постепенного, но объективно неизбежного выхода его из пещеры анахроничных представлений о власти. И число подобных примеров кооперации на низовом уровне, совместного действия граждан в отстаивании интересов перед лицом власти с каждым годом растёт. Если ещё 5–7 лет назад инициативная группа противников точечной застройки неделями бы уговаривала жителей собственного дома поставить подпись (а перед этим впустить их в подъезд или квартиру), теперь тысячи подписей собираются за несколько часов. Во многих городах именно «снизу» появляются различные виды социальных организаций, основная цель которых, в сущности, одна — борьба с вредоносными, попирающими права общества инициативами властей, будь то закрытие «малокомплектных» школ, снос памятников архитектуры или ликвидация гаражей. Особенно хорошо слышен был голос Петербурга, и неожиданное перемещение в столицу ненавистной социально активным питерцам В.И. Матвиенко, несомненно, прибавит этим организациям уверенности в себе — ведь её отставку почти официально связывают с низким рейтингом и протестной деятельностью местной оппозиции.

Именно события в Петербурге ярко демонстрируют проблемы левого движения, главная из которых — вовсе не наивные ожидания манны небесной от государства. Среди разрозненных пузырьковых объединений самыми заметными стали либералы. И дело не только в том, что либерализм популярен в среде петербургской академической интеллигенции. Если разобраться в мировоззрении большинства этих «либералов», довольно быстро выясняется, что на поверку — это коктейль из застарелого антисоветизма и либертарианства, преимущественно левого. Правда, сами носители этих идеалов будут долго спорить с таким определением — у них идиосинкразия на слово «социализм»… И дело не только в относительной сплочённости позднесоветских «либералов», оставшейся со времён торжественного поднятия над Смольным триколора. «Либералы» никогда не забывают упомянуть о своей политической ориентации, они гордятся ею, своей идентификацией, воспоминаниями, рефлексируют свою борьбу в соответствующей лексике. Внесистемные левые активисты этого почему-то не делают. Напротив, они стараются не навязывать свои идеи соратникам по защите школ, гаражей и старинных зданий. Чувствуется какая-то удивительная робость, боязнь заявить внешнему миру о себе как носителе определённой идеологии, а значит, и обязательств перед обществом.