Левая Политика. Россия на пенсии

Призывать исправить положение с помощью «повышения уровня сознания» бесполезно, поскольку нынешняя дезориентация масс имеет вполне объективные причины, в том числе из-за разрушения самой структуры классовых интересов, складывавшихся в индустриальном обществе. Изменить ситуацию пропагандой идей невозможно, её можно исправить лишь действиями, направленными на практическое изменение общества и консолидацию интересов массовых слоёв трудящихся. Иммануил Валлерстайн неоднократно говорил о растущем в глобальном масштабе процессе пролетаризации масс, однако оборотной стороной того же процесса оказывается резкое сокращение численности пролетариата в классическом марксистском понимании и замена его массовым полупролетариатом. На самом деле, объективно, пролетариат — как сумма общественных отношений, объединяющих миллионы людей — никуда не делся, он просто «спрятался». Однако «спрятался» не столько от социологов и аналитиков, сколько от самого себя.

Очень легко наблюдать это на примере “пролетариев новой волны", продающих не только свою рабочую силу, но и свой интеллект и даже свои личные качества на рынке труда. Несмотря на то (а отчасти и благодаря тому), что в сущности эксплуатация и отчуждение перешли на более глубинный, экзистенциальный уровень, эти люди не только не торопятся признать себя пролетариатом, но и готовы почувствовать себя кем угодно ещё — “новыми городскими слоями”, “креативным классом", "продвинутой интеллигенцией”, “хипстерами” и т. д., лишь бы только не признать, чем они являются на самом деле.

Соответственно и левая идеология претерпевает по ходу событий определённые изменения, опускаясь до уровня старого утопического социализма, отражающего порой самые противоречивые, отсталые и деструктивные формы нестабильного сознания. Точно так же как ранние формы утопического социализма по-своему адекватно отражали неразвитую форму становления самого класса наёмных работников, так и нынешние идеологические конструкции левых интеллектуалов отражают деградацию классовой практики в обществе начала XXI века.

Деградация никогда не бывает полной и всеобщей, а реакция — тотальной. Однако это является, с точки зрения функционирования общественной идеологии, скорее проблемой, нежели основанием для оптимизма. Поскольку процессы социальной деградации переплетаются с сохраняющими свою инерцию процессами развития, одно может успешно выдаваться за другое, создавая в головах и на практике безнадёжную путаницу. А накопленный идейный и теоретический опыт также перерабатывается в ходе реакции, становясь её материалом, также как любые стилистические, теоретические, философские концепции прошлого, перемешанные в окрошке постмодернизма становятся частью его эклектических конструкций. Если в конце XIX века революционная мысль перерабатывала в своих интересах достижения буржуазной мысли эпохи Просвещения, то сегодня реакционная идеология таким же точно способом переваривает остатки прогрессивной и левой мысли XX века.

В результате, с одной стороны, самые примитивные формы утопического социализма или, наоборот, буржуазного радикализма, в борьбе с которыми, собственно, и формировался марксизм, успешно совмещаются с использованием марксистской или постмарксистской лексики, а зачастую и предъявляются нам как новейшая “левая идеология”. С другой стороны, идеология вообще, любая идеология и любые формы якобы “политического" мышления и “дискурса” оказываются настолько оторванными от практики и главное от общественных потребностей, что само их существование становится очевидно вредным, а их носители превращаются в паразитов, которые воспроизводят себя за счёт разрушения или деградации окружающей их среды.

Общие ссылки на приверженность социализму или абстрактно-банальная и повторяющаяся уже десятилетиями из текста в текст критика капитализма или рынка не дают нам ровным счётом ничего в плане практического преобразования общества. В подобном дискурсе нет даже намёка на переходную программу, на стратегию выхода из текущей ситуации. Хуже того, претендуя на радикализм, подобное мышление априорно отвергает любые рецепты практического действия как «непоследовательные», «половинчатые» и в лучшем случае «реформистские». Они, кстати, таковыми и являются на самом деле, поскольку любая практика, по определению, будет непоследовательна, любое конкретное преобразование — частичным. Строго говоря именно этим практика и отличается от общей теории, которая может позволить себе абстрагироваться от случайных жизненных обстоятельств и умственным усилием заменить исторический процесс одномоментным скачком «из царства необходимости в царство свободы». Это умственное усилия было абсолютно необходимо, чтобы обозначить цель и направление пути, но оно никак не может заменить сам путь.