Левая рука Кальва (ЛП)

Клинок сверкает на солнце, и я концентрируюсь на сопернике, как раз вовремя, чтобы парировать удар меча Тита и не дать ему воткнуться мне в бедро. Лезвие тупое, и удар совершенно не опасен, но я не позволю увидеть меня, совершающим промахи новичка, когда люди вокруг прикидывают, насколько они меня сильнее.

Я бью в ответ, принимая на щит очередной удар Тита. Поскольку он привычно прикрывает левый бок щитом, то правый полностью открыт и уязвим, чем я и пользуюсь. Он кряхтит и отступает, затем снова делает шаг вперед, но пока он возвращает равновесие, я снова атакую его правый бок. От удара он сгибается пополам. Я хочу ударить в третий раз, но он поднимает указательный палец.

Я замираю, опустив меч и щит. Он кладет руку на бок, и, пытаясь отдышаться, с кривой усмешкой произносит:

- Рад, что не встречу тебя на арене. Проклятые левши.

Я смеюсь:

- Тренируйся со мной побольше и сможешь подготовиться к встрече с таким как я.

- Я запомню. А теперь утолим жажду и попробуем еще раз.

Тит ведет меня к двум корытам с водой. Уверен, он нарочно выбрал то, рядом с которым не стоят косящиеся на нас тренер и три гладиатора.

Тит зачерпывает воду ковшом и пьет. Я беру другой ковш, но оглядываюсь, чувствуя, как волоски на шее встают дыбом.

Друс. Ничего удивительного.

Он странно смотрится на тренировочной площадке. Он обладает властью и он излучает власть: разворотом плеч, пронизывающим взглядом. Пусть я никогда не видел его в бою, но уверен, что один его вид может повергнуть любого противника, вставшего у него на пути. В том числе и меня.

Он не отходит от телохранителей, как и любой мудрый ланиста на площадке, полной ожесточенных бойцов, но держит себя так, словно его безопасность не зависит от двух громил за спиной. Как будто они просто статуи, и любой, кто попробует перейти ему дорогу, умрет или будет искалечен раньше, чем телохранители успеют шевельнуть пальцем.

Странно, я вспоминаю услышанные о нем истории. Люди описывают его как безжалостного тирана, который не знает милосердия и убивает ради удовольствия, но шепотом они рассказывают, что он женоподобен и слаб из-за роста и хрупкого телосложения. Насколько я вижу, слухи о его слабости основаны только на его миниатюрности и голосе, который не так низок, как у большинства римлян. Чушь, он ведет себя с достоинством патриция, утонченностью, о которой воин может только мечтать.

До этого дня я не думал, что мужчина его сложения может удержаться на плаву как ланиста, но я начинаю верить в легенды о человеке, который лишь взглядом лишает сил гладиаторов крупнее его в два раза.

Я не единственный, кто заметил его появление. Другие гладиаторы сосредоточены на своих боях, старательно и ожесточенно дерутся, но все же краем глаза следят за ланистой.

Я зачерпываю воды и делаю глоток. Затем как можно тише спрашиваю:

- Значит эти слухи о Друсе - правда?

Тит не торопясь пьет и тоже понижает голос:

- Зависит от слухов. А что ты слышал?

- Что даже другие ланисты держатся от него подальше, не желая связываться с таким жестоким и беспринципным человеком.

Тит смеется:

- А есть добрые и принципиальные ланисты?

- Но другие ланисты на самом деле избегают его? – я подношу ковш к губам. – Или вернее сказать, что у них есть на это причина?

- О, ну он не так уж плох, - пожимает плечами Тит. – Просто не дай его росту обмануть тебя. Он мелкий, но попробуй перейти ему дорогу и вложи плеть ему в руку. – Медленно переведя взгляд на ланисту, он вздрагивает, после чего спокойно добавляет: – Он в состоянии заставить любого в Империи молить о пощаде. Большинство не рискуют вставать у него на пути дважды, а те, у кого хватает на это глупости, не доживают до третьего раза.

Напрашивается вопрос: каково это - оказаться рядом с Друсом, узнавшим, что гладиатор с поддельными документами стал частью его фамилии и шпионит по приказу другого хозяина.

Я делаю большой глоток.

- Так что, правду говорят? Что Друс убил половину людей в лудусе после смерти прежнего хозяина?

Тит пожимает плечами:

- Кто знает? – он подносит ковш к губам, но опускает его, не отпив. Пристально взглянув на ланисту, наблюдающего за бойцами, что тренируются на другой стороне площадки, он тихо произносит: – Калигулой* просто так не назовут.

- Что же он сделал на самом деле?

- Избил несколько человек до потери сознания, - сказал Тит в воду. – Обычно их уводят в яму, и никто не знает, что там происходит.

- Он никогда не наказывает на людях?

Тренер мотает головой:

- Хуже. Провинившиеся исчезают, и никто не знает, что с ними происходит. Ты даже не уверен, вернется ли человек живым. Многие вообще не вернулись. Иногда через площадку перетаскивают тело, выносят его за ворота и сжигают. Некоторые из ямы попадают сразу в лазарет, и мы больше их не видим. Только богам известно, продают их, или они не доживают до рассвета.

- А те, кто возвращается?

Тит смотрит на меня.

- Обычно они возвращаются все в крови и настолько избитые, что долго не могут встать на ноги, я не говорю о тренировках.

Он мотает головой и снова бросает взгляд на Друса.