В первый день, когда я после отчета Друсу возвращаюсь на тренировочную площадку, лишь пара голов поворачивается в мою сторону. Сикандар и Хасдрубал добродушно подшучивают, расспрашивая, где меня носило, пока они надрывались на тренировках. На второй день вопросы звучат более резко и несут в себе смутную угрозу. На третий никто не произносит не слова, но все смотрят мне вслед.
Я напряженно жду расспросов, но их нет. Ни во время еды, ни по дороге в казармы. Тишина выбивает меня из колеи. Я вспоминаю, как меня отделали в ночь по прибытии сюда, и нервничаю еще сильнее. Когда охранник запирает мою клеть, я трижды проверяю замок.
Дважды вскакиваю, чтобы проверить его снова.
Дверь заперта, но в и первую ночь было также. Это не помешало тем людям добраться до меня. А ведь тогда они не были злы. У них не было причин подозревать меня в чем-либо, кроме излишней самонадеянности относительно места в здешней иерархии.
И сегодня, как и тогда, мне не остается ничего, кроме как лежать здесь и ждать их визит, если он состоится.
Движение. Почти не слышное, но тем не менее… Судя по шагам и дыханию, их гораздо больше одного.
Как рой невидимых насекомых, они приближаются к двери.
Щелчок. Скрип. Замок. О боги…
Сердце выпрыгивает из груди. Поворачиваю голову к двери.
Звон. Звон. Звон. Скрип. Скрип.
Я подскакиваю с лежанки и делаю шаг к двери. Тени снаружи едва различимы во тьме. Невозможно сосчитать. Один?
Пять? Дюжина? И…
Огромная ручища выныривает из открывшегося проема и хватает меня за горло. Затем другая. Я вцепляюсь в предплечья, пытаюсь разжать пальцы, но мой слух притупляется. Сознание затуманивается. Наступает темнота.
Я грохаюсь коленями об пол, и мир снова обретает четкость под звуки скрипящей двери. Ладонь, затыкающая мне рот, не дает ни единого шанса закричать.
Меня толкают на пол. Кто-то прыгает мне на спину. На одну руку наступают. Другую прижимают коленом. Чей-то вес давит на ноги.
- Молчи, - рычит кто-то на ухо, - или я сверну тебе шею. Понял?
Я киваю насколько позволяет рука, зажимающая мне рот. Через секунду она исчезает.
- Где ты пропадал последние несколько дней, - спрашивает Сикандар, и я понимаю, что именно он сидит на моей спине, - и какие делишки ты обсуждаешь с Друсом по возвращении? – он вдавливает меня лицом в каменный пол. – Говори…
- Тише, Сикандар, - резко вмешивается кто-то, я думаю, это Луций, - не оставляй следов на его лице.
- Что? Не оставлять…
- Хочешь, чтобы Друс что-то заподозрил?
Ответа нет, но давление ослабевает.
- Отвечай, - похоже, это Квинт, - немедленно.
Я делаю вдох, и в рот попадает грязная солома с пола. Я кашляю, отплевываюсь и морщусь, когда ко мне наклоняется Сикандар.
- Говори, - рычит он прямо мне в ухо, - или утром на лестнице с тобой случится несчастный случай.
Я сплевываю остатки пыли и соломы.
- Возвращаясь в лудус, я отчитываюсь перед хозяином, - цежу я сквозь сжатые зубы. - Это его приказ, клянусь.
- Отчитываешься о чем?
- О том, что вернулся, идиот.
- И куда же ты ходишь, - в спину сильнее упирается колено, - говори, Севий.
Я морщусь от того, что ребра грозятся треснуть под его весом.
- О чем ты докладываешь хозяину? – требует ответа Луций.
- Говори, гладиатор. О чем ты ему рассказываешь?
- О чем? – переспрашиваю я. - А о чем я могу ему рассказать. О том, что вы стаскиваете меня ночью с лежанки…
Пинок в бок заставляет меня утихнуть.
- Достаточно. Что вы обсуждаете за закрытой дверью?
Мое сердце бьется о сдавленные ребра.
- Ничего, что касалось бы фамилии.
- Тогда что? – сплевывает Сикандар. – Говори, будь ты проклят.
Я судорожно придумываю ответ.
- Мунерарий Августалий, он… - под давящим коленом Сикандара дышится тяжело. - Он хочет нарисовать меня на афише. Для игр. Портрет выдающегося бойца.
Давление на спину чуть ослабевает.
- Он левша, - говорит кто-то.
Скривившись, я пытаюсь вдохнуть немного воздуха.
- Ему было нужно, чтобы я продемонстрировал свои бойцовские навыки. И посидел, пока художник изображает мое лицо на афише.
- Я ему не верю, - бормочет Луций, - он якшается с Друсом с тех пор, как…
- Потому что Друс до сих пор считает меня одним из тех, кто шлет послания из лудуса, - говорю я, пытаясь извернуться и через плечо рассмотреть говорящих, - он подозревает меня, идиот.
- Как и мы, - парирует Луций. – Либо ты общаешься с кем-то снаружи, либо шпионишь за нами для Друса, - бесшумное движение. Следующие его слова звучат намного ближе, как будто он встал на колени за моей спиной. - Насколько мы можем судить, Севий, ты угроза для каждого человека в этой фамилии.
- Я ни для кого не опасен. Клянусь.
- Тебе же лучше, если это так, - слова Квинта пропитаны смертоносным ядом. – Мы наблюдаем за тобой. За каждым твоим шагом. За каждым твоим разговором с хозяином.
- Какие бы дела ни связывали тебя с Друсом, - подхватывает Квинт, - ты можешь обсуждать их во дворе.
- А если он зовет меня к себе? - спрашиваю я, вздрогнув, когда колено парфянина упирается мне в спину.
- Если он зовет тебя к себе, что ж, это его право, - отвечает Луций. - Но если ты сам побежишь к нему, то пожалеешь, что мы не свернули тебе шею сегодня.