Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

Милицейский надзиратель 26-го московского отделения милиции Белоусов 6 апреля 1924-го года объяснил это новое дело так: «Я был вызван из зрительного зала инспектором театра Неровым М.Н. Во время спектакля в артистическую уборную к артистке Щербиновской в совершенно пьяном виде ворвался поэт Есенин, который вёл себя вызывающе и пытался прорваться на сцену, но был задержан. Во время задержания он учинил дебош…».

Возникшая мизансцена дополнена красочным эпизодом, приключившимся в тот день с работником неизвестного театра Богачёвым: «Я у двери, ведущей на сцену, задержал двух неизвестных. Я пропускал их. В это время Есенин размахнулся и ударил меня по носу. Я упал и ударился о стенку. После полученного удара я три дня чувствовал себя плохо…».

Ещё один служащий театра по фамилии В.М. Кузьмичёв добавил: «Я шёл в курилку артистов, по дороге встретился с неизвестным, который ударил меня в грудь, продолжая бежать к павильону. Суфлёр Дарьяльский кричал: “Держи его, держи!” Я бросился за неизвестным и с подоспевшим Дарьяльским задержал его…».

Ну и, конечно, опять интересно, как дополняет картину объяснение самого Есенина: «Я попал в театр с пропуском за кулисы, который мне передала артистка Щербиновская. Потом, желая выйти, заблудился и попал не в ту дверь. В театре я не дебоширил, но когда меня хотели взять под руки, я толкнул лиц. Один упал и разбил себе нос. Виноватым в появлении в нетрезвом виде в общественном месте себя признаю, в скандале нет…».

Всего на Есенина было заведено тринадцать уголовных дел, но, в конце концов, уже в 1924 году был отдан специальный приказ по московской милиции. Отныне поэта Есенина надлежало доставлять в участок только «для отрезвления, не давая делу дальнейшего хода».

Тем не менее, существует ещё одно уголовное дело, из которого можно узнать об очередной его выходке. Оскорблённое им лицо было слишком уж официальным. Его давлению милиция сопротивляться не стала. Могло ли это лицо предполагать, что останется в истории лишь потому, что судьба столкнёт его с больным мятущимся человеком, которому обжигающий божий дар не давал жить общей со всеми нормальной жизнью.

В деле есть вот какие документы:

Из рапорта дипломатического курьера НКИД Адольфа Рога:

«На обратном пути моей последней командировки, в поезде начиная от Баку было несколько случаев попыток ворваться в занимаемое нами купе Есенина, известного писателя. Причём при предупреждении его он весьма выразительными и неприличными в обществе словами обругал меня и грозил мордобитием, сопровождая эти слова также многообещающими энергичными жестами, которые не были пущены полностью в ход благодаря сопровождавшему его товарищу. По всем наружным признакам Есенин был в полном опьянении, в таком состоянии он появлялся в течение дня несколько раз…».

Из объяснения Есенина в суд 29 октября 1925 г.:

«6 сентября по заявлению Дип. Курьера Рога я на проезде из Баку (Серпухов – Москва) будто бы оскорбил его площадной бранью. В этот день я был пьян. Сей гражданин бросил по моему адресу ряд колкостей и сделал мне замечание на то, что я пьян. Я ему ответил теми же колкостями…».

Из письма А. В. Луначарского – В.С. Липкину. Москва, 12 ноября 1925 г.

«Народному Судье т. Липкину

Дорогой товарищ.

На В[ашем] рассмотрении имеется дело о “хулиганском поведении” в нетрезвом виде известного поэта Есенина. Есенин в этом смысле больной человек. Он пьёт, а пьяный перестаёт быть вменяемым.

Конечно, его близкие люди позаботятся о том, чтобы происшествия, подобные данному, прекратились.

Но мне кажется, что устраивать из-за ругани в пьяном виде, в котором он очень раскаивается, скандальный процесс крупному советскому писателю не стоит. Я просил бы Вас, поэтому, дело, если это возможно, прекратить.

Нарком А. Луначарский».

Из письма дипломата Х. Раковского – Ф. Дзержинскому. Ноябрь 1925 г.

«Дорогой Феликс Эдмундович.

Прошу Вас оказать содействие – Воронскому и мне – чтобы спасти жизнь известного поэта Есенина – несомненно, самого талантливого в нашем Союзе.

Он находится в очень развитой степени туберкулёза (?) (захвачены и оба легких, температура по вечерам и пр.). Найти куда его послать на лечение не трудно. Ему уже предоставлено было место в Надеждинском санатории под Москвой, но несчастье в том, что он вследствие своего хулиганского характера и пьянства не поддается никакому врачебному воздействию.

Мы решили, что единственное ещё остается средство заставить его лечиться – это Вы. Пригласите его к себе, проберите хорошенько и отправьте вместе с ним в санаторию товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать. Жаль парня, жаль его таланта, молодости. Он много ещё мог бы дать не только благодаря своим необыкновенным дарованиям, но и потому, что, будучи сам крестьянином, хорошо знает крестьянскую среду.

Зная, что Вас нет в самой Москве, решился написать, но удалось это сделать только с дороги – из Себежа.

Желаю Вам здоровья.

Крепко жму руку.

X. Раковский.

Чуть ниже стоит приписка Дзержинского:

Т. Гарсону.

М. б. Вы могли бы заняться? Ф. Д.».