Отец поведал историю с нападением, сказал, что благодаря мне Лиза осталась цела и невредима (вот уж чего не ожидал от старика). Затем рассказал план, по которому Лиза переедет в другой особняк.
Маниакальный страх Елены Аркадьевны потерять последнюю дочь вылился в истерику. Она твердила, что убьёт всех, кто притронется к дочке. В глубине души мать любила дочь и желала ей счастья. Почти всю ночь Александр Викторович уговаривал жену перевести дочку в другое место. Но Елена Аркадьевна слышать ничего не хотела, пока муж не заикнулся о старшей дочери. Пусть Лиза хотя бы некоторое время погостит за границей. После ожесточённых споров и угроз Елена Аркадьевна согласилась.
Но старик знал, что этим не избавит дочь от опасности. Из сотни похищений одно обязательно сработает. Похищение Лизы предотвратила случайность.
Ради младшей сестры спецрейсом Оля вылетела на родину. Её отвезли в особняк, затем доставили Лизу. Елене Аркадьевне сказали, что она улетела во Францию на полгода.
Всё это хорошо, но мне даже думать не хочется, что стало с нашими охранниками и водителями. Однажды, спустя годы, я побывал в особняке, навестил Марту (Эльза к тому времени ушла на другую работу), но ни одного лица, участвовавшего в нашей перевозке, не увидел.
А тогда, во время пребывания в особняке, мы радовались и наслаждались жизнью. Оля приехала всего на неделю, и мы использовали каждый день по максимуму. Она рассказывала о выступлениях, о поклонниках, о яркой жизни. Благодарила за роль в «Алой розе».
В разговоре я как-то упомянул, что Лиза обладает не меньшим, а может и большим талантом, нежели её сестра. Оля усмехнулась и согласилась. В жизни она много играла.
Между тем, девочка расцвела и превратилась в другого человека. Её рассуждения из области угнетения и боли перешли в область радости и счастья. Неприязнь к родителям незаметно улетучилась.
— Непрерывный вред, как и радость, — говорила она, — одинаково нежелательны для человека. Душа нуждается в подъёмах и падениях так же, как сердце нуждается в ритмичных колебаниях. Мы не боги, чтобы указывать сердцу ритмику биения, так почему же плачем и радуемся в угоду ситуации. Мы смеёмся, когда нам хочется плакать, и плачем, когда нас сжигает корыстное пламя счастья. Я получала удовольствие от лицемерия, не в силах получить положительный заряд откуда-либо ещё.
Слова эти вызвали у меня внутренний протест и восхищение одновременно. С одной стороны, девочка намеренно доставляла боль родителям и прислуге, играла с психологами в кошки мышки, с другой же, Лиза предстала идеалом движения против обстоятельств. Против их бурного течения. Идеалом, которого я так и не достиг.
Вскоре Оля уехала. Она обещала вернуться через три месяца, когда пройдут гастроли. Мы остались с Лизой вдвоём.
Лиза не ходила в местную школу и получала образование по книжкам. Оно и понятно, в местной школе ей пришлось бы тяжело. Среди местной молодёжи, большинству из которой в жизни ничего не надо, вундеркиндам делать нечего. Лиза сама составляла программу и сама её выполняла.
Учёба не была для неё тягостной. Она занималась ей добровольно и получала от свободы выбора удовольствие.
Однажды девочка спросила, почему я не пишу. На ответ, что вдохновение больше не приходит, она издевательски усмехнулась и передала листок с небольшим стихотворением.
— И это без вдохновения, — добавила Лиза, увидев мои удивлённые глаза.
Пуля пронзила моё самолюбие. Это открытый вызов. Лиза видела во мне соперника, произведения которого знал весь мир, а её творчества не знал никто.
Стихотворение Лизы переполняли глубокие чувства. Читать его можно было бесконечно. Десятилетний ребёнок написал то, что мне в принципе не дано написать природой. Но выбрасывать белый флаг не позволило достоинство. Лиза ждала ответа, колкого замечания в свой адрес.
— В стихотворении нет мысли, — сказал я небрежно. — Истинная сила в соединении мысли и чувства.
— Знаю. Только идея и действие порождают бессмертие, — ответила Лиза, — если бы ты сказал, что стихотворение отличное, то прослыл бы дураком. Развиваем диалог. Жду ответа.
Она вышла в сад. Солнце заливало комнату сквозь огромные окна, облака рисовали на полу подвижные узоры. Я упал на диван и засмеялся. Бестия, сущий дьяволёнок. Я желал увидеть самое сильное её произведение. Выжмем из себя все соки, вознесём мысль на грань безумия.
С виду Лиза казалась обыкновенной девочкой. Зеленеющий сад хватал её за тонкие косички, весенний ветер колыхал лёгкую расстегнутую курточку. Она шепталась с деревьями как любой маленький ребёнок. Солнце припекало её непокрытую головку, а непринуждённый смех пробуждал в сердце радость.
Глава 48
Но вызов не покидал меня. К ночи температура подскочила, из-за опустошения болела голова. В комнате лежали исписанные и перечёркнутые листы, сломанные карандаши и ручки. Ни на йоту не приблизился я к стихотворению Лизы. Попытка совместить мысль и чувства окончилась неудачей. Вместо полёта на Марс я упал на старте.