Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

Ирка с детьми поехала покупать тренинг и скетчинг для Яшки и слюдяное окошко для рисования для Златки.

Офек был у меня, и мы смотрели мои работы и беседовали.

Вечером: телевизор – комиссия Шахама объявила, что в Израиле есть организованная преступность. То, что отрицали Шломо Хилель, бывший министр полиции, генерал Тавори и др. Снова свежий ветер в стране и надежды на перемены. Еще одна брешь в преступных конструкциях Маараха.

Занимаюсь своей библиотекой, архивом.

20 февраля. 2. Иерусалим. Читаю, бездействую.

Вечером был у меня Давид Сузана. Обсуждали с ним дела Союза художников, говорили об искусстве.

Потом был А. Офек. Сузана ушел, и мы обсуждали предстоящую Офеку работу «в коробках».

Потом Сузана вернулся с Шаулем Сасоном, важным чиновником муниципалитета и 2 дамами, одна из них директор школы.

После кофия, шуток и разговоров все удалились, и мы с Сузаной и Офеком планировали состав нового Совета Союза художников и тактику действий. Разошлись ок. 2.30 ночи.

21 февраля. 3. Иерусалим. Читаю и расставляю книги в архиве своем, рассматриваю, записываю.

22 февраля. 4. Иерусалим. Спал до 12 ч., читал, занимался библиотекой.

Вечером были: Саша Бененсон, Абраша Мошнягер. Ирка кормила нас блинами с чаем.

Я предложил Мошнягеру включиться в работу для выставки «Левиафан», предложил ему разработать объекты по нашей схеме; беседовал с ним. Но все бесполезно, Абраша очень поверхностен и далек от нас. О кандидатуре Мошнягера надо забыть. Он отказался работать с нами.

Потом сидели с Иркой и Сашей Бененсоном; Саша рассказывал нам о всех перипетиях борьбы с Должанской и К°, о том, как его выгоняют из университета, о планах работы во Франции. Такому, как Саша, нет места в Израиле, но зато сколько сволочи кормится на народные деньги, сколько паразитов!

23 февраля. 5. Иерусалим. Занимаюсь архивом.

Прибыл Изр. Борисович Минц. Постарел. Рассказывал о своих литературных трудах. Пили чай, беседовали. Ирка пришла, накормила нас, говорили о политике. Израиль Борис. Минц – прост, как пробка, и преданность его Израилю – тоже как пробка. Боже мой, мы оба сионисты, но что общего между нами? Я стараюсь быть к нему расположен во имя нашего московского знакомства.

Я был у некоего дизайнера Иуды Харуби. Он как сумасшедший требует выставки рисунков своих дочек в Доме художника. Я по любопытству заехал к нему, побеседовал и смотрел работы его отца, худ. 20–30‐х гг. Харуби.

Я сегодня закончил утром доску «Иерусалимская конструкция». Это очень важная работа в изр. искусстве.

24 февраля. 6. Иерусалим. Занимаюсь своим архивом евр. художников.

Был Рами Коэн, он уже получил полк и работает в Синае. Говорили с ним о 2 работах, которые он хочет себе. Но загвоздка в том, что он хочет их по цене 100-летней давности.

Была Дорит Левите. Она хочет работать в Доме художника, и мы говорили об этом. На картины она смотрит пустым взглядом. Особа глупая, туповатая и, конечно, двигается по моде.

25 февраля. Шб. Иерусалим. Мы с Иркой и Златкой на вернисаже Дуду Герштейна в Доме художника. Много людей. Выставка – огромные полотна в духе неореализма, огромная работоспособность при телячьем интеллекте. Увы, увы! Много знакомых иерусалимских художников, среди прочих: Авраам Мандель с женой и дочкой; Априль Аарон (с Леной и сыночком), в восторге от выставки (действительно, это израильский левый МОСХ); Шмуэль Бар-Эвен, мелким бесом облизывающий ручки разных дам; Ионатан Герштейн, брат-близнец, похожий на уродов с картин Дуду; Рахель Хеллер с Эммануилом, выводящим Ирку из себя своей «интеллектуальностью», и пр.

Мы дома. Ирка печет, я занимаюсь евр. архивом.

Был А. Зельдич, что-то говорил, я вежливо слушал.

Вечером у нас:

Саша Сыркин,

Дов и Женя Фейгины. Дов смотрел мои работы, ему понравилась моя последняя «Иерусалимская конструкция». Мы беседовали, пили чай с пирогами.

Я вкратце изложил Дову свой взгляд на национальное искусство, сионизм и левых точильщиков; на ответственность поколения Дова. Дова этот разговор очень заинтересовал.

26 февраля. 1. Иерусалим. Утром я 2 часа дежурил у Златкиной школы. Зельдич был там – давал урок в одном из классов. Циона, Златкина учительница, сказала, что Златка не нуждается в моей защите, она и сама прекрасно справляется в классе, что она иной раз так поднимет глаза, что одним взглядом стушевывает «агрессора». Моя прелестная, нежная Златка. Мои чудные дети.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное