Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

Петя Шпильман открыл выставку, потом я выступал. За мной попросил слова Глезер, получил его, Адам Самогит переводил его на немецкий. Они выглядели как клоуны, Саша Глезер талдычил о своих обидах. Журналисты оживились – скандал. Я выступил после Глезера и сказал пару слов: вот видите, граждане, в каких условиях приходится работать директору вашего музея. Жарких пытался что-то кричать, но около него стоял тайный полицейский, тихо ткнул его и взял за руку незаметно (мне Пашка потом рассказал) – Жарких тут же стих. Потом был перерыв и после перерыва – мое действие с дымом и в материи белой с рукой дьявола. Было ок. 50–60 человек. После всех событий мы все сидели допоздна в кафетерии музея; я, Пашка, Воробьев, Паншина, Леонов, Бугрин, Зеленин. Давал я интервью Николаю Эллерту для «Немецкой волны» на русском яз. Обсуждали «глезеровщину», шутили, смеялись. Потом ночью в гостинице я с Зелениным и Воробьевым пил водку до 2 ч. ночи.

4 февраля. 1. Бохум. Утро в гостинице. Чаепитие, вся русская компания. Прогулка по морозцу до музея. Выставка. Люди.

Шпильман повел нас всех в китайский ресторан. Шутки, разговоры. Музей. Художники уехали в Париж – прощальные поцелуи.

Моя беседа со Шпильманом. Мы договорились помогать друг другу: Петя для нас работает в Германии (делает выставку «Левиафана») – мы продвигаем кандидатуру Шпильмана в Израиле.

Мы с Пашкой в музее, потом в отеле.

За нами приехала одна немка (художница-любительница, рисует говно) с мужем, взяли нас в кафе-галерею в университете, и мы пили там чай с ними и с еще одной немкой – филологом. Тухлые люди. Пашка вел светские беседы на франц. яз.

Вернули нас в отель, и мы с Пашкой сидели допоздна и обсуждали «глезеровцев», ситуацию, открытие, мое действие.

5 февраля. 2. Бохум. Мы с Пашкой и Петей Шпильманом в музее. Русская с мужем-немцем. Разговоры.

Мы с Пашкой клеим фото для каталога.

Вечер. Петя ведет нас с Пашкой в шикарный ресторан. Суп из коровьих хвостов, ромштекс с луком, пиво, беседы.

Гостиница, болтовня с Пашкой перед сном.

6 февраля. 3. Бохум. Утро. Завтрак с Пашкой. Музей. Шпильман. Мы с Петей и Пашкой даем интервью для телевидения, они снимают мой камень и работы. Мы с Пашкой идем в город, покупаем свежие колбасы и хлеб.

Николай Элерт берет интервью у Пети, и мы с ним ходим по выставке.

Знакомство с проф. Дренгенбергом из Берлина, беседа о русск. искусстве. После его лекции мы все сидели в кафе: я, Дренгенберг, Петя Шпильман и еще несколько бохумских профессоров. Пили пиво и беседовали.

Все разошлись. Мы с Петей ждали Пашку и беседовали о делах.

7 февраля. 4. Бохум. Дюссельдорф. Утро. Завтрак с Пашкой в гостинице. Музей. Сборы вещей. Последние мелкие дела.

За мной приехал из Дюссельдорфа Франтишек Кинцль, я показывал ему выставку и свои работы.

Прощальные поцелуи и объятия с милым Пашкой. Поцелуи и объятия с Петей Шпильманом, и мы с Франтишеком выехали в Дюссельдорф.

Мы с Франтишеком у него дома. Эльза. Обед. Поход с целью продажи моих икон, Франтишек водит меня по галереям.

Вечером мы с Франтишеком этажом выше, у Клауса Ринке. Пили вино, разговаривали об искусстве, смотрели мои фото и каталоги.

Я по телевизору. Мой камень. Интервью.

8 февраля. 5. Дюссельдорф. Утро. Похмелье. Суп с Франтишеком. Город. Поиски магазинов икон. Холод.

Музей. Знакомство с Фридрихом Хекманс, он видел меня по телевизору. Он обнял меня. Я рассказал о себе, о коллекциях. Смотрел музей.

Я у Франтишека; у него Индржих Цейзельмахер, худ. Ярослав Адлер, фотограф Лотар Воле. Пили пиво и беседовали. Смотрели мои фото, всем нравится. Ужин.

Мы с Франтишеком у Иозефа Бойса. Пили чай. Беседовали. Вид у него самый что ни на есть скромный, но амбиции гигантские. Принял нас хорошо, мило, был внимателен, смотрел с интересом мои фото. Я говорил с ним о еврейской мистике, и он сказал, что этим он как раз сейчас занимается. Я ему сказал, что, если я в Израиле расскажу об этом художникам, на которых он повлиял, мне никто не поверит. Тогда он взял свои каталоги и написал на них «Сфира тиферет» и подарил мне их. Я подарил ему каталог, газету «Левиафан», постер, где я стою.

Сидели с Франтишеком в ресторанчике, пили вино. Испанцы играли на гитаре.

9 февраля. 6. Дюссельдорф. Утро, чай с Франтишеком. Пешком по городу. Был в музее у Фридриха Хенманс, он посмотрел мои гравюры Ходовецкого, позвонил торговцу, и выяснилось, что это стоит копейки. Хекманс смотрел каталог и мои фото, они произвели впечатление на него. Мы беседовали и расстались очень дружески.

Я вернулся домой, но не мог попасть в него, пока не пришла Эльза, т. к. Франтишек вдрызг пьяный.

Пришел Гинтер Икер, мы с ним ели суп, а Франтишек нас фотографировал.

Икер взял меня к его студентам в ателье академии (Галина Яворски, Японец и еще 2). Я показывал свои фото, каталог, рассказывал о своих работах и идеях. Мы беседовали по-английски и на иврите (Галина меня переводила, она 5 лет жила в Израиле).

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное