Левый фланг

Наступили переломные дни. 26-я армия, методично развивая контрнаступление на фронте Дунай — канал Шарвиз, теснила противника на север. А оттуда, с севера, каждый час нарастал нажим 4-й гвардейской армии. Узкий коридор немецкого прорыва днем и ночью насквозь простреливался нашими батареями, и  с т е н ы  этого коридора постепенно сдвигались. Чтобы не оказаться в  м е ш к е, «королевские тигры», поминутно рыча и огрызаясь, уползали назад, за Веленце — свое обжитое пристанище. Теперь немцам было некогда эвакуировать в тыл подбитые машины. Впору уйти самим. Сожженные «фердинанды», «пантеры», «тигры» стояли в балках и на косогорах, по которым тянулись во всю длину распластанные гусеницы, и по ним, как по штурмовым лестницам, ловко взбирались на гребни балок наши автоматчики.

Двадцать девятого января танковый клин был полностью срезан у самого основания. А второго февраля 4-я гвардейская и 26-я армии соединились в придунайском селе Адонь и, развернув смежные фланги на запад, снова образовали сплошной фронт за Дунаем.

Как раз и Дунай очистился ото льда. Но теперь уже никакой ледоход не устрашил бы этих людей, что выстояли на правом берегу и одолели немцев. Былинный, песенный Дунай видел разные виды на своем веку, когда не раз решалась судьба всей Европы, однако такого побоища и он не мог припомнить.

Толбухин стоял у переправы, где саперы наводили новый мост. С востока, из-за реки, одна за другой, взмывали в утреннее небо эскадрильи штурмовиков. «ИЛы» круто набирали высоту над дунайской поймой и ложились на боевой курс: теперь им приходилось летать все дальше, — фронт подвигался к Секешфехервару.

На Третьем Украинском наступала ранняя южная весна. Толбухин оглядел мягко синеющий венгерский небосвод, который стал будто повыше за эти дни. Скоро тронутся в далекий путь журавлиные станицы. Огибая сторожко передний край, они будут искать по вечерам тихие заводи на освобожденной стороне. К тому времени не только Веленце, но и Балатон, наверное, останется позади наступающих армий. И пока журавли доберутся до волжских плесов, война, может быть, вообще закончится… Федора Ивановича так потянуло сейчас на родную Волгу, что он даже выругал себя, что размяк, размечтался. Удивительно устроен человек: стоит миновать большой беде, как перед глазами начинают возникать всякие розовые картинки.

Он вернулся в штаб, где его ждали генералы Желтов, Лайок, Судец, Иванов, Котляр. Все они заметно повеселели.

— Был на Дунае, — сказал Толбухин и застенчиво улыбнулся. — Ваши ребята молодцы, хорошо работают, — добавил он, глянув на Котляра, командующего инженерными войсками.

— Теперь обойдемся без помощи адмирала Холостякова, — заметил тот.

— Пусть моряки отдыхают. Если бы не Дунайская флотилия, нам пришлось бы совсем худо.

— Разрешите? — обратился начальник штаба.

— Давайте, докладывайте, не томите душу.

Генерал Иванов подошел к оперативной карте. Только что было получено донесение командарма-4: передовые части 21-го гвардейского стрелкового корпуса в тесном взаимодействии с 1-м гвардейским мехкорпусом овладели восточным пригородом Секешфехервара.

Толбухин, потирая ладонью тщательно выбритый округлый подбородок, не спеша осмотрел все северное полудужье фронта, которое примыкало к озеру Веленце, и сказал раздумчиво:

— Да, Секешфехервар — тугая тетива немецкого танкового лука. Так просто они его не сдадут. Но фланги подравняют во избежание неприятностей. Надо не ослаблять нажима на город… Что ж, давайте поговорим, как действовать дальше. Благо, Военный совет в полном сборе.

Это и было первое заседание Военного совета в нормальной обстановке, после драматических событий января, когда немцы трижды пытались прорваться к Будапешту, чтобы какой угодно ценой деблокировать окруженные дивизии Вильденбруха, а затем сбросить войска Толбухина в Дунай и восстановить фронт по Дунаю.

ГЛАВА 19

Сильно поредевшие полки генерала Бойченко занимали оборону на высотах близ Секешфехервара. Это трудное для русского человека название венгерского города научились правильно выговаривать все, — так оно навязло в зубах у каждого. (Когда-то Секешфехервар назывался мягко, певуче — Альба Регия, но пехоте сейчас было не до истории).