Лиа. Жизнь не по нотам

Все так запутано, а я будто постоянно в напряжении, причем трудно даже сказать почему. Как если бы в песне внезапно сменился регистр, или мелодия началась не в такт, или ритм поменялся на середине. Как икота где-то в груди. Как непроизнесенный возглас удивления. Как когда что-то идет не так.

Или просто меняется.

Эбби приезжает на пятнадцать минут раньше. С подъездной дорожки не звонит, а сразу стучит в дверь.

Я знала, что она поступит именно так.

Именно поэтому все выходные прошли за уборкой: стопки одежды и бумаг переместились из гостиной в мой шкаф, где высятся огромной шаткой горой. Теперь комната выглядит почти нормальной, если смотреть от входной двери, даже несмотря на заляпанный и выцветший диван и обои прямиком из девяностых. По крайней мере, стало видно пол.

Завидев ее через окно, я присматриваюсь и понимаю, что она не плачет. Да и вообще выглядит счастливой. Я бы решила, что они с Ником помирились, если бы утром мне не позвонил Саймон. К тому же Эбби, похоже, из тех, кто преодолевает трудности с улыбкой. За которой, подозреваю, скрывается разбитое сердце.

Я выскальзываю в дверь, загораживая ей вход в дом. На улице облачно и прохладно, в самый раз для моего хогвартсовского кардигана.

– Я все-таки начала это читать. – Эбби обвиняюще тычет пальцем в эмблему Слизерина у меня на груди. – Меня заставили.

– Саймон?

– И Молли, моя двоюродная сестра. Неделю заваливала меня цитатами.

– Наш человек!

– Пока что мне нравится, – улыбается Эбби в ответ. – Я уже на середине третьего тома.

– Всего лишь «нравится»? – гневно вопрошаю я. Нравится ей «Гарри Поттер», видите ли. Это все равно, что назвать мистера Роджерса[26] милым, а Риса Кинга[27] – «симпатичным». Эта книга не может просто «нравиться». От нее надо быть без ума!

Пока мы идем к машине, ветер играет с ее волосами. Сегодня на Эбби узкие джинсы и свободный голубой свитер, кудрявые волосы распущены. Она открывает багажник, и я кидаю свою спортивную сумку рядом с ее маленьким чемоданом на колесах. Машина, которую одолжила ей мама, старая, багажник забит книгами и стопками бумаги. Почему-то это успокаивает: я привыкла думать, что у остальных в жизни полный порядок.

– Итак, сейчас я забью адрес Кейтлин в навигатор, и мы ознакомимся с одним из самых эпически-бездарных плейлистов тысячелетия, который пробил дно и устремился еще ниже, ведь ты не подошла к вопросу с достаточным усердием. – Эбби смотрит на меня с усмешкой.

– Ого, Сусо, это был залп из всех орудий, – отшучиваюсь я, забираясь на пассажирское сиденье. Она в ответ энергично разводит руками и пожимает плечами. Я кошусь на нее с улыбкой. – Между прочим, я действительно подготовила два плейлиста. Выбирай.

– Хм, выбирать. – Она включает зажигание. – Да ты испытываешь меня.

– О, поверь. Я буду судить строго.

– Так и знала! – смеется Эбби.

– Веселый или печальный. Выбирай!

– Нашла что спросить, – фыркает она.

– Это значит «Я Эбби Сусо, и я хочу веселья»?

– Прямая противоположность номеру два: «Я Лиа Берк, и я хочу рыдать всю дорогу до Афин».

– Пф-ф. Я никогда не рыдаю.

– Звучит как вызов.

– Посмотрим, – ухмыляюсь я.

Ничего себе. Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса. Похоже, она не намерена плакать из-за расставания с Ником. Она вообще ведет себя так, будто никогда в жизни не плакала. Да еще эти подначивания. Мы не вели себя так, даже когда были друзьями. У меня вообще не получалось собраться с духом и нормально с ней разговаривать, что уж и говорить о подобных подколках. Сейчас же я чувствую себя так, будто в моем мозгу открылась тайная дверца. Впервые наедине с Эбби я в ясном уме – и мы на равных.

Это, черт побери, офигенно.

Мы выезжаем на шоссе в блаженной тишине. Я смотрю в окно, а для нас поет Эзра Кениг из Vampire Weekend, и голос ее постепенно затихает. Следующей в списке идет Rilo Kiley, и стоит песне зазвучать, как Эбби начинает смеяться.

– Ты чего? – поворачиваю я к ней голову.

– Песня про расставания. Идеальное для нее время.

– Ох, черт, – у меня внутри что-то обрывается, – я не подумала. Прости.

– За что?

– За то… – Я нервно сглатываю. – Не хочу все усложнять.

– Ты не усложняешь.

– Хочешь поговорить об этом?

– О Нике? – Она поджимает губы.

– Ты не обязана, – поспешно иду я на попятную.

– Да нет, все нормально. – Эбби кивает, не сводя глаз с дороги. – Это же только между нами, да?

– Конечно. – Я улыбаюсь. – Все, что случилось в Афинах, останется в Афинах.

– Мы еще не в Афинах.

Я выглядываю в окно в поисках дорожных знаков.

– Все, что случилось в Лоуренсвилле…

– Даешь слово? – Она протягивает мне руку с оттопыренным мизинцем. Я цепляю его своим.

– Даю слово.

Клятва на мизинчиках. Кажется, в прошлый раз я давала ее лет в десять.

– Я не знаю, что делать, Лиа.

– С Ником?

Эбби убирает за ухо прядь и вздыхает.

– Да. Вроде того. Я поговорила с Саймоном, он считает, что я совершаю большую ошибку, но… Не знаю. Плохо ли мне сейчас? Да. Но не потому, что я хочу его вернуть.