Лягушки

Но до Богословского переулка Ковригин со спутницей сумели добраться к восьми часам вечера. Снова Хмелёва стала китаянкой. Преображение её произошло в пристанционном сортире, со всеми его особенностями, запахами и неотмытостями, платформы Загорянка Ярославской железной дороги. Уже в вагоне электрички обстоятельства приземления самолёта и благополучного удаления их двоих из запретной зоны вспоминались Ковригиным смутно, покрылись мраком, как поговаривали в довоенных фильмах. Поначалу Ковригина интересовало, почему они с Хмелёвой оказались именно на платформе Загорянка, но потом этот интерес утих. А вот возвращение Хмелёвой в образ китаянки Ковригина занимало. Но сама она помалкивала, и Ковригин просить её о каких-либо разъяснениях не стал. Дистанция, дистанция, убеждал себя Ковригин, и нечего вмазываться в подробности её предприятия или приключения. Он с боку припёка…

Удивительно, но за окном электрички не бежал и не летел голый мужик со свирелью. Неужели отстал? Или заблудился в облаках?

31

А в метро уже на подъезде к «Пушкинской» Ковригин взволновался. Не то что бы взволновался, а, скажем, обеспокоился. Ему захотелось, чтобы Хмелёва сама попросила определить её в гостиницу.

Но она не просила.

«Ну, ладно, – думал Ковригин, – предъявлю ей дома беспорядок, скажу, что мыши уже бегают, а может, и крысы с ними, открою пустой холодильник, небось и попросится в гостиницу».

На кой ему была пусть и симпатичная, но все же жиличка.

Судя по тяжести чемодана, жизнь в Москве она предполагала вести основательную. «Этак она развесит у меня свои тряпки, может, и белье на стульях разбросает!» – сокрушался Ковригин и материл себя за легкомысленность.

А Хмелёва по дороге с Ярославского вокзала на Бронную слободу в Богословский переулок ни слова не произнесла.

И виды Третьего Рима её как будто бы никак не трогали.

Ковригина же отсутствие на площади трёх вокзалов каменной бабы, к его удивлению, расстроило. До того, стало быть, он привык к Среднему Синежтуру. Словно бы годы прожил в нём. Но тут-то на Каланчевке потребовились бы три каменные бабы. А откуда их взять? Хотя, конечно, рукавишниковых развелось множество.

Богословский переулок был тих (Палашёвский рынок, любезный Ковригину рыбным рядом, овощами и редкой нынче в Москве бараниной, закрыли), а консьержка Роза, то ли башкирка, то ли татарка, по её версии – бывшая балерина и чуть ли не родственница Нуриева, цвела за оконцем своей подсобки. И благоухала, выяснилось, когда оконце было приоткрыто для беседы.

– Александр Андреевич! – радостно воскликнула Роза. – Не ожидала. Быстро вы вернулись. Я-то думала, что вы надолго в Аягуз, а вы…

– Почему в Аягуз? – удивился Ковригин. – Ах, ну да, в Аягуз… Разве быстро?.. Ну да, ну да… Вот забрал девушку…

– Племянницу, – подсказала консьержка.

– Да, племянницу, – кивнул Ковригин. – Двоюродную. Тётя доверила. У них в Аягузе с работой и учёбой, сами понимаете…

– Понимаю, понимаю… – завздыхала Роза. – И у моих в Стерлитамаке… И у меня там племянники…

А Хмелёва взяла и, сложив руки домиком, поклонилась консьержке.

«Дура, что ли? – в раздражении подумал Ковригин. – Да нет. Не дура. В свою игру продолжает играть. Но не знает московских правил. А может, и знает…»

– Наша тетя – китаянка, что ли? – будто бы удивилась Роза.

– Нет, – сказал Ковригин. – Наша тётя русская из Воткинска. А вот кто наш дядя, мне неведомо.

И Ковригин сердито взглянул на Хмелёву.

А та стояла, очи раскосые потупив, смиренной послушницей.

– Эти китайцы нас теперь всякой дрянью снабжают, а цены – будто обувь из Милана, – заявила консьержка. Но тут же спохватилась: – Зато племянницу вашу можно будет пристроить в китайский ресторан. Или в японский. А то там вместо китаянок и японок либо бурятки, либо калмычки. Как зовут-то красавицу?

– Беатрис. Элеонора. Элеонора Беатрис. Чисто китайское имя, – сказал Ковригин. И чтобы заглушить этнические мотивы, быстро поинтересовался: – Меня кто-нибудь спрашивал?

– А как же, Александр Андреевич! – оживилась Роза. – Сестрица ваша беспокоилась.

– А чего ей беспокоиться? – будто бы удивился Ковригин.

– Вы у неё сейчас и спросите, – сказала Роза.

– То есть? – насторожился Ковригин.

– А то и есть, – сказала Роза. – Ключи от квартиры у неё имеются… Кстати, вас может ждать и сюрприз…

– Какой сюрприз?

– Ну, уж и не знаю какой… – пожала плечами консьержка. – Может, и не сюрприз… А это вот ваша почта за пять дней.

– За пять дней?

– А за сколько же? – удивилась Роза. – Вас, Александр Андреевич, не было только пять дней… Неполных…

– Разве? – задумался Ковригин. – И ведь верно… Спасибо, Роза… Беатрис! За мной и к лифту!

Звонить в собственную квартиру Ковригин не стал. Хотя, имея в виду обещанный консьержкой сюрприз, следовало бы проявить чувство такта и предупредить (о чём?) гипотетически присутствующего в квартире персонажа. Он был сердит. Сестрица беспокоилась! Ну, и не дорого было ему теперь её беспокойство. И всё же, опустив чемоданы на пол, он излишне долго и со звяканьем поворачивал ключи в дверных замках.